— Никакого, — пожал плечами брат, провожая глазами пару, исчезнувшую в здании вокзала. — Просто я подумал, что, раз уж уезжаю надолго, может, нам не мешает поговорить по душам.
— Ну, если это тебя так интересует, нет, — натянуто ответил Рудольф.
— Я так и знал, — сказал Том. — На Маккинли-стрит есть одно заведение. Называется «У Алисы». Там можно взять за пять долларов приличную девчонку. Скажешь, тебя брат прислал.
— Я о себе как-нибудь сам позабочусь, — сказал Рудольф. Он был на год старше Томаса, но тот держался так, что Рудольф чувствовал себя рядом с ним просто ребенком.
— А вот наша любимая сестрица занимается этим регулярно, — сказал Томас. — Ты это знаешь?
— Ее дело. — Но Рудольф был потрясен: Гретхен… такая чистая, аккуратная, вежливая. Он не мог представить ее себе потной от секса.
— Хочешь знать — с кем? — продолжал Томас.
— Нет.
— С Теодором Бойленом, — сказал Том. — Как тебе нравится такой класс?
— Откуда ты знаешь? — Рудольф был уверен, что Том лжет.
— Я стоял у его дома и видел в окно, как он вошел в гостиную совсем голый, налил виски в два стакана и крикнул наверх, в спальню: «Гретхен, ты спустишься вниз или тебе принести виски наверх?» — Томас осклабился, подражая голосу Бойлена.
— И она спустилась? — Рудольфу не хотелось слушать дальше.
— Нет. Ей, видно, было слишком хорошо там, где она находилась.
— Значит, ты не видел ее, — встал на защиту сестры Рудольф. — Может, это была и не она.
— Сколько Гретхен ты знаешь в Порт-Филипе? — спросил Томас. — Кроме того, Клод Тинкер видел, как они ехали вдвоем на «бьюике» к Бойлену домой. Она встречается с ним у магазина Бернстайна, когда ей полагается ухаживать за ранеными в госпитале. Правда, может, Бойлена тоже ранило. Во время испано-американской войны.
— Боже мой, — прошептал Рудольф. — С таким страшилищем, да еще и стариком. — Будь это кто-то вроде молодого лейтенанта, только что вошедшего в вокзал, она продолжала бы оставаться его сестрой.
— Наверное, она что-то в этом находит, — беззаботно сказал Томас. — Попробуй спроси ее.
— Ты говорил ей, что знаешь?
— Очень надо! Пусть себе получает удовольствие! Мне-то что? Я подсматривал только смеха ради. Она для меня пустое место. Тра-ля-ля, тра-ля-ля… Откуда берутся дети, мамочка?
Рудольф с недоумением смотрел на брата: откуда в нем так рано могла созреть ненависть?
— Будь мы итальяшками или кем-нибудь еще, — сказал Том, — ну, к примеру, южными джентльменами, мы поднялись бы на этот холм и отомстили бы за поруганную честь семьи. Отрезали бы ему яйца, или пристрелили, или еще что-нибудь сделали. У меня в этом году не получится — я занят, а ты, если хочешь, валяй, разрешаю.
— Может, я удивлю тебя, — сказал Рудольф. — Может, я что-то и сделаю.
— Посмотрим, — сказал Томас. — Кстати, к твоему сведению, я уже кое-что сделал.
— Что?
Том посмотрел на Рудольфа, прикидывая, сказать или нет.
— Спроси отца, он знает. — И поднялся с земли. — Ну, мне, пожалуй, пора. Поезд вот-вот придет.
Они вышли на платформу. Лейтенант с девушкой продолжали целоваться. «Он ведь может больше не вернуться, это может оказаться их последним поцелуем, — подумал Рудольф, — на Тихом океане все еще идут бои, еще не покончено с японцами». Девушка плакала, целуя лейтенанта, а он успокоительно похлопывал ее по спине. «Будет ли когда-нибудь девушка плакать на вокзальной платформе, прощаясь со мной?» — подумал Рудольф.
Поезд подошел в облаках пыли. Том вскочил на подножку.
— Послушай, — сказал Рудольф, — если тебе надо будет что-нибудь взять из дома, напиши. Я найду способ переслать.
— Мне отсюда ничего не надо, — отрезал Томас. Его бунт был окончательным и бескомпромиссным. По-детски круглое лицо сияло радостью, точно он ехал в цирк.
— Ну что ж, в таком случае желаю удачи, — неловко сказал Рудольф. Как бы там ни было, он все же его брат, и бог знает, когда они теперь увидятся.
— Кстати, я тебя поздравляю — теперь кровать в полном твоем распоряжении. Тебе больше не придется мириться с тем, что от меня несет, как от лесной зверюги. Смотри не забывай надевать на ночь пижамку.
Он повернулся и не оглядываясь прошел в вагон. Поезд тронулся, и Рудольф увидел лейтенанта у открытого окна — он махал девушке, а та бежала по платформе.
Поезд набрал скорость, и девушка перестала бежать за ним. Она почувствовала на себе взгляд Рудольфа, и лицо ее стало замкнутым, уже не вызывая ни сочувствия, ни любви. Она повернулась и заспешила прочь — ветер играл подолом ее платья. Жена воина…
А Рудольф вернулся в привокзальный сад, сел на скамейку и стал ждать автобус в Порт-Филип.
Ну и день рождения!