Богач, бедняк. Нищий, вор

— Мы с ним случайно познакомились и с тех пор иногда встречаемся, — ответил Рудольф. — Он просил меня дать ему твой адрес, но я не дал, поэтому он попросил…

— Передай, я очень ему благодарна и каждый раз, надевая это платье, буду его вспоминать.

— Если хочешь, можешь сама сказать ему об этом. Он меня сюда привез и сейчас ждет в баре на Восьмой улице.

— Действительно, почему бы нам всем не пойти туда и не выпить с этим типом? — сказал Вилли.

— Я не хочу с ним пить, — сказала Гретхен.

— Так ему и передать? — спросил Рудольф.

— Да, так и передай.

Рудольф встал:

— Пожалуй, мне пора. Я сказал ему, что тут же вернусь.

— Не забудь сумку, — напомнила Гретхен, вставая.

— Он сказал, чтобы ты оставила ее себе.

— Мне она не нужна. — Гретхен протянула брату дорогую кожаную сумку. А тому явно не хотелось ее брать. — Руди, — не без любопытства спросила она, — ты часто с ним встречаешься?

— Раза два в неделю.

— Он тебе нравится?

— Не знаю. Я многому у него научился.

— Будь осторожен, — предупредила она.

— Не волнуйся. — Рудольф протянул Вилли руку: — До свидания. Спасибо за пиво.

— Ну, теперь ты знаешь к нам дорогу. Приезжай в любое время. Буду рад тебя видеть. — Вилли тепло пожал ему руку.

— Приеду, — сказал Рудольф.

— Очень жаль, что ты так скоро убегаешь, — сказала, целуя его, Гретхен.

— Я скоро приеду в Нью-Йорк. Обещаю.

Гретхен отперла дверь. Он помешкал, словно хотел сказать что-то еще, но потом просто помахал им и пошел вниз по лестнице, унося с собой сумку. Гретхен медленно закрыла за ним дверь.

— У тебя славный брат. Мне бы хотелось быть на него похожим, — сказал Вилли.

— Ты и так ничего. — И поцеловала его. — Я тебя век не целовала.

— Целых шесть часов, — сказал Вилли. И они снова поцеловались.

— Целых шесть часов, — с улыбкой повторила она. — Пожалуйста, всякий раз как я возвращаюсь, будь дома.

— Я это запишу, — сказал Вилли. Он взял в руки красное платье и стал критически его рассматривать. — Твой брат совсем взрослый, несмотря на свои годы.

— Пожалуй, даже слишком, — сказала Гретхен.

— Почему ты так говоришь?

— Сама не знаю. — Она глотнула пива. — Слишком тщательно он все просчитывает. — Ей вспомнилась необычная щедрость отца по отношению к Рудольфу и то, как мать по ночам гладила Рудольфу рубашки. — Ум приносит ему немалый навар.

— Вот и молодец, — сказал Вилли. — Хотел бы я что-то получать от своего ума.

— О чем вы говорили до моего прихода?

— Хвалили тебя.

— Ладно, ладно, а кроме этого?

— Он интересовался моей работой. Полагаю, ему показалось странным, что приятель его сестры сидит днем дома, а сестра в это время зарабатывает на хлеб насущный. Надеюсь, я сумел его успокоить.

Вилли работал в журнале, который недавно начал выпускать один его знакомый. Тут публиковались материалы, посвященные радио. Основная работа Вилли в том и заключалась, чтобы слушать и рецензировать дневные передачи, и он предпочитал делать это дома, а не в маленькой прокуренной редакции, битком набитой народом. Ему платили девяносто долларов в неделю, и с теми шестьюдесятью, которые зарабатывала Гретхен, им в общем-то вполне хватало, однако к концу недели они неизменно оставались без гроша, так как Вилли любил рестораны и допоздна засиживался в барах.

— Сказал ему, что ты еще и драматург? — спросила Гретхен.

— Нет. Пусть сам потом узнает.

Вилли еще не показывал ей своей пьесы. У него было пока написано всего полтора акта, и он собирался все переделывать.

Вилли приложил к себе платье и, покачивая бедрами, прошелся как модель.

— Иногда я думаю, какая из меня получилась бы девчонка. Ты как считаешь?

— Никакая, — сказала она.

— Надень платье. Давай посмотрим, как оно на тебе выглядит, — предложил он, подавая ей платье.

Гретхен пошла в спальню, потому что там на дверце платяного шкафа с задней стороны было большое зеркало. Уходя на работу, она аккуратно убирала кровать, но сейчас постель была в беспорядке: Вилли любил поспать после обеда. Они жили вместе немногим больше двух месяцев, но Гретхен успела досконально изучить его привычки. Его вещи были разбросаны по всей комнате, а корсет валялся на полу у окна. Гретхен улыбнулась и стала снимать свитер и юбку. Детская неряшливость Вилли была ей симпатична. Она получала удовольствие, убирая за ним.

Она с трудом застегнула молнию на платье. Ведь она всего два раза надевала его: один раз в магазине и второй раз в спальне Бойлена, чтобы показаться ему. В общем-то, она его не носила. Гретхен критически оглядела себя в зеркале. Вырез на груди, пожалуй, был слишком глубоким. Женщина в красном платье, смотревшая на нее из зеркала, казалась старше, чем она, — настоящая жительница Нью-Йорка, уверенная в своей привлекательности, женщина, которая, не боясь конкуренции, может войти в любую комнату. Она распустила волосы, и они темной волной легли на ее плечи. Днем она собирала их в узел.

Когда она вернулась в гостиную, Вилли, открывавший очередную бутылку пива, восхищенно присвистнул:

— Ты сногсшибательна!

Она повернулась, взмахнув юбкой.

— Ты считаешь, я могу его носить? — спросила она. — Я в нем не слишком голая?