— Ты в таком случае станешь моим полноправным партнером, а в завещании, после того как я в должной мере позабочусь о своих дочерях и миссис Калдервуд, ты получишь контрольный пакет моих акций. Таким образом, ты станешь владельцем компании. Я никогда тебе не напомню об этом разговоре и никогда не буду тебя ни в чем упрекать. Руди, для меня большое счастье, что такой парень, как ты, станет членом моей семьи. Это было моей самой заветной мечтой, как и для миссис Калдервуд. Мы были с ней сильно разочарованы, когда ты, бывая в нашем гостеприимном доме, не проявлял никакого интереса ни к одной из наших дочерей, хотя все они по-своему красивы, хорошо воспитаны, и у каждой есть личное состояние. Я никак не мог понять, почему ты не обратился прямо ко мне, когда сделал свой выбор.
— Никакого выбора я не делал, — воскликнул Рудольф. — Вирджиния — очаровательная девушка, она станет образцовой женой, я не сомневаюсь в этом, но мне и в голову не приходило, что нравлюсь ей…
— Руди, — сурово сказал Калдервуд. — Я давно тебя знаю. Ты один из самых умных молодых людей, которых я знаю. И у тебя хватает наглости сидеть вот здесь и рассказывать мне…
— Да, представьте себе, — оборвал он его. (К черту бизнес!) — Вот что я сделаю. Я буду сидеть здесь, пока из кино не вернутся миссис Калдервуд с Вирджинией, и я спрошу ее при вас, спрошу прямо, ухаживал ли я за ней, пытался ли когда-нибудь хотя бы поцеловать ее. — Он понимал, что это просто фарс, но ему ничего иного не оставалось, нужно было идти до конца. — Если она скажет «да», то она соврет, но мне на это наплевать. Я просто немедленно уйду, и делайте что угодно с вашим проклятым бизнесом, с вашими проклятыми акциями и с вашей дочерью, будь она трижды проклята!
— Руди, опомнись! — Калдервуд пришел в ужас от приступа его ярости, и Рудольф почувствовал, что он теряет почву под ногами.
— Если бы у нее хватило мозгов признаться мне, что влюблена, — продолжал Рудольф, стремительно, даже безрассудно развивая свой успех, — то, может, у нас что-то и получилось бы. Она мне на самом деле нравится. Но сейчас уже слишком поздно. Должен сообщить вам, что вчера вечером в Нью-Йорке я сделал предложение другой девушке.
— Опять этот Нью-Йорк, — презрительно бросил Калдервуд. — Всегда Нью-Йорк.
— Итак, хотите ли вы, чтобы я здесь дождался прихода двух дам? — Рудольф с угрожающим видом сложил руки на груди.
— Ты, Рудольф, в результате потеряешь состояние, — предостерег его Калдервуд.
— Черт с ними, с деньгами, — твердо заявил Рудольф, чувствуя, однако, неприятный холодок под ложечкой.
— Ну… ну а эта леди в Нью-Йорке, — жалобно спросил Калдервуд. — Она приняла твое предложение?
— Нет, не приняла.
— Ничего себе, любовь, Боже упаси! — Безумство нежных чувств, столкновение страстей — торжествующая анархия секса были за пределами понимания благочестивого Калдервуда.
— Она вчера мне отказала, — продолжал Рудольф. — Но обещала подумать. Итак, ждать мне миссис Калдервуд и Вирджинию? — Он все еще сидел, скрестив руки на груди. Такая поза устраняла дрожь в руках.
В раздражении Калдервуд резко отодвинул тяжелую старинную пепельницу на край стола.
— По-видимому, ты говоришь правду, — произнес он. — Не знаю, какой бес вселился в мою глупую дочь. Боже, представляю, что скажет мне жена: «Ты ее плохо воспитал, она слишком застенчива, ты слишком опекал ее, защищал». Если бы ты слышал наши споры с этой женщиной! В наше время все было по-другому, можешь мне поверить. Девушки не бежали к матери с признаниями, что они влюблены в парней, которые никогда и взглядом их не удостаивали. Во всем виноваты эти дурацкие фильмы. Они пудрят женщинам мозги. Нет, нечего их здесь ждать. Я сам во всем разберусь. Ступай. Мне нужно прийти в себя. Успокоиться.
Рудольф встал, за ним — Калдервуд.
— Хотите, дам вам совет? — спросил Рудольф.
— Ты всегда даешь мне советы, — раздраженно ответил босс. — Даже во сне я вижу, как ты что-то нашептываешь мне на ухо. И это длится годами. Иногда мне хочется, чтобы тебя здесь никогда не было. Зачем ты свалился на мою голову в то памятное лето? Ну, какой ты приготовил для меня совет?
— Позвольте Вирджинии поехать в Нью-Йорк. Пусть она поучится на курсах секретарей, пусть она год-другой поживет там одна.
— Потрясающе! — с горечью в голосе произнес шокированный Калдервуд. — Тебе легко говорить. У тебя нет дочерей. Я провожу тебя до двери.
У двери он взял его под руку.
— Руди, — сказал он умоляющим тоном. — Если эта юная леди в Нью-Йорке тебе откажет, то, может, подумаешь о Вирджинии, а? Допускаю, что она дура, но я не могу видеть ее несчастной.
— Не беспокойтесь, мистер Калдервуд, — уклончиво ответил Рудольф и направился к своему автомобилю.
Отъезжая от его дома, Рудольф видел, что Калдервуд все еще стоит на пороге открытой двери, освещенный тусклым светом из коридора.