Богач и его актер

– Миллион долларов, дорогой господин фон Зандов, это всего лишь десять тысяч стодолларовых банкнот. А что такое десять тысяч стодолларовых банкнот? Если их рядком выложить на тротуаре? Ну взять пачки денег и положить одну за одной, на ребро, естественно. Получится всего лишь метр, то есть один длинный шаг. Вот этот шаг. – И Якобсен в странном энтузиазме поднялся с кресла, провел кончиком туфли невидимую черту на ковре и размашисто шагнул. – Понятно? Один шаг, один метр. А миллиард – это тысяча миллионов, то есть километр, вы чувствуете разницу между метром и километром? Представьте себе, что вы на улице, – вдохновенно говорил Якобсен. – Вы стоите на углу, а где-то там, впереди, шпиль собора. Вы делаете пять шагов – и это ваши пять миллионов, а добраться до собора – это пять километров, потому что он на другом конце города, только шпиль торчит. Пять километров пешком, полтора часа шагать. И это мы говорим об одном миллиарде, о мелком миллиардере, владеющем всего лишь одним миллиардом. Сравните его с мелким миллионером, у которого один или два миллиона… Честно вам признаюсь, – продолжал Якоб-сен, – в нормальной жизни, не на съемках нашего фильма, а в повседневной реальности миллионеры и миллиардеры вообще не встречаются друг с другом. Вот миллионеры и просто богатые или даже обыкновенные обеспеченные люди – сколько угодно. Потому что разница между какими-то несчастными ста или двумястами тысячами долларов и миллионом – крохотная, руками пощупать можно и оценить взглядом. Как двадцать крон и сто крон. А миллиард – это ой-ой-ой. Миллиардеры живут отдельно. У них отдельный мир. Самолеты, яхты, поместья, о которых простые миллионеры и не знают, где они находятся.

Дирк подумал, что он, наверное, так никогда и не узнает, как по-настоящему Якобсен живет у себя дома. Поместье не в счет. Так, наследство, дань памяти и уважения к родителям.

* * *

Ну хорошо, ну если Якобсен такой безумно богатый, почему он так придирается к несчастным миллиончикам Либкина и режиссера? Потому, что богатый человек вообще очень придирчив к деньгам – своим, чужим, бесхозным? Загадка. «Ладно, – подумал Дирк. – Я же не собираюсь писать трактаты о психологии богатого человека».

* * *

Так вот, скрипач Либкин очень искренне беседовал с Дирком, и Дирк, вспоминая свой вчерашний разговор с актрисой, понял, почему он так откровенен. Для всех этих людей Дирк был в первую очередь актер, они же не дурачки, в конце концов. Как говорили в детстве, мыло не едят. Они же понимают, что к чему, тем более что сам Якобсен присутствует здесь. Но вместе с тем Дирк был его постоянным и, главное, легкодоступным двойником, поэтому-то с ним велись такие доверительные разговоры. А женщины, как уже говорилось, и вовсе воспринимали его как удобную копию Ханса Якобсена.

– Мне кажется, тут какое-то нечистое дело, – говорил Либкин. – Не может быть у рядового русского кинорежиссера – ну ладно, пускай не рядового, известного, популярного, лауреата каких-то премий, – не может быть у него такого роскошного особняка в Лондоне, под завязку набитого антикварными шедеврами. И такого количества денег, – обидчиво бухтел Либкин. – Откуда? Какими путями? Вы знаете, что рассказывают про его ленинградскую квартиру? Что это вообще музей национального уровня. Мне кажется, – Либкин приблизился к Дирку и громко зашептал ему на ухо, – тут мафия. Он отмывает деньги мафии, к тому же тайно владеет антикварными салонами и в Париже, и в Лондоне, и в других европейских городах.

– Деньги мафии? – удивился Дирк. – Кстати! Хорошо, что вы об этом заговорили. Я часто слышу эти разговоры про деньги мафии. Ну я, допустим, знаю, что такое обыкновенная мафиозная прачечная. Кстати говоря, это ведь поначалу и была самая настоящая прачечная, они просто мухлевали с квитанциями.

– Ну да, да, – согласился Либкин. – Да, разумеется. Способ известный.

– А вот скажите, как можно отмывать деньги на антиквариате?

– Почему вас это интересует? – подозрительно нахмурился Либкин.

– Да нипочему. Просто интересно, раз уж зашел разговор. У меня есть такая скверная привычка – обдумывать все, что ни услышу. От этого я, кстати, сильно торможу в жизни.

– Ничего скверного, – усмехнулся Либкин. – Каждый жизненный шаг нужно тщательно обдумать.

– Но я не совсем о том, – поморщился Дирк. – Я, знаете, о лишних мыслях, которые к моей жизни не имеют отношения. Вот та же самая отмывка денег через антиквариат с помощью мафии. Интересно, как это делается, какая тут, как бы это выразиться, схема, принцип, модель?