Слово «божественная» обожгло больнее огня. Вроде бы в какой-то древней религии уже существовала ее тезка, тоже Ника — крылатая дева, богиня победы, покровительствующая храбрецам и героям. Впрочем, она ведь не всегда казалась ему божеством — великой святой Никой… С тех самых пор, как матушка церемонно подвела пятилетнего, разряженного в кружева карапуза к прекрасной мраморной статуе и сказала: «Молись, сынок, и святая тебя услышит!» И наследник молился… Правда, не так чтобы очень уж истово и фанатично, но, скорее, по-своему, по-особенному. Он не произносил гладких длинных виршей, напичканных ускользающим смыслом и приведенных в нудных церковных книгах, а молился буднично и просто — рассказывал святой о своих тщательно скрываемых шалостях и маленьких детских победах. А много позднее — о реальных государственных делах. Но вместо ответа она по-прежнему безразлично взирала на виконта с высоты мраморного постамента, чуть прищурив холодные глаза и изогнув губы в многозначительной усмешке. Такая далекая и отстраненная, равнодушная, высокомерная, чужая, и Алехандро понимал: Нику волнуют совсем иные проблемы — не земные, а божественные. На людей же ей попросту наплевать, несмотря на щедро подносимые цветы, возжигаемые свечи и возносимые молитвы. И потому в качестве протеста виконт очень рано научился искренне ненавидеть безучастных идолов, почему-то ошибочно называемых добрыми, всесильными богами!
А потом она внезапно явилась на Землю во плоти — так давно ожидаемая, но все-таки слишком неожиданная. Упала с небес буквально как снег на голову — и оказалась совсем непохожей на свое каменное изваяние. Она — живая и увлекающаяся, горячая и насмешливая, ребячливая, как Франческа, безалаберная, как Феникс, мудрая, как Кардинал, заботливая, как мать, но расчетливая, как Гай де Ретай. Квинтэссенция всего многообразия противоречивых человеческих качеств! И тогда Алехандро запутался… Он с головой окунулся в стремительный поток, носящий короткое, но такое всеобъемлющее имя — Ника! Предался ей телом, душой и сердцем, с восторгом наблюдая, как с каждым днем растет и взрослеет ее дух. В голове наследника безудержно бродили крамольные мысли о том, что ее человеческая ипостась постепенно становилась намного сильнее бесполезного божественного облика. Вера в Нику помогла людям выжить. Вера самой Ники помогала ей спасти людей. Но во что же верила сама святая Ника? Алехандро не находил пока ответа на этот важнейший вопрос…
«Во что же она верит?» — спрашивал себя Верховный Навигатор, судорожно цепляясь за рычаги маленького вездехода, извлеченного им из складского отсека «Мурены». Машину беспощадно бросало из стороны в сторону, так и норовя затянуть в очередной бездонный сугроб. Машине досталось с лихвой — и в горах страны ламий, в и песках пустыни, и теперь, в этом белом мире, целиком состоящем из холода и снега. Вездеход надсадно ревел и скрежетал мотором, грозясь заглохнуть окончательно, ибо эта бездушная машина оказалась намного слабее воли и разума, ведущих за собой одну удивительную девушку…
— Из железа они выкованы, что ли? — восхищенно ворчал Учитель, следуя по пятам за собственными учениками. — Неужели она никогда не устает? — Подобная идея казалась ему абсурдной.
Деяния богов? Навигатор недоуменно хмыкнул. А чего такого героического сотворили древние боги? Они вечно стравливали между собой различные задиристые народы, нектар пили, амброзию жрали, балду пинали, дурака валяли и баб уламывали. И только-то! Никаких особых душевных или физических качеств для этого и не требуется. Вся черная работа обычно доставалась тем, кто в боги не очень-то и стремился. Признаю, вот те-то скромные смертные явно умели жить на полную катушку! Умели делать то, в чем глупые боги сознательно себе отказывали: разрушали и строили города, любили до смерти, ненавидели до безумия и даже самим богам, извините за прямолинейность, задницу неоднократно надирали! Вот это были люди!
Учитель неотступно следил за своей неуемной дочерью, вслед за нею проделав весь длинный путь в поисках ключа и «Ковчега», но так не осмелившись приблизиться — боясь спугнуть ее, помешать ей. Силы его таяли. Добровольно лишившись дарующего бессмертие имплантата, он стремительно старел и дряхлел, мечтая лишь об одном — не свалиться на полпути от несвоевременного инфаркта или инсульта. Он мечтал выстоять, выдюжить, дойти до конца — до того победного финиша, где конечно же его и ожидал самый желанный приз — осознание того, во что верила его удивительная дочь…