Богатая белая стерва

— Мне бы хотелось объясниться, чтобы не осталось между нами никаких неясностей, перед тем, как я оставлю вас в покое, Джозеф. Я хочу, чтобы вы знали, что… э… вы меня не обманули.

— Как это возвышенно звучит, — заметил Уайтфилд, снова, против своего желания, входя в роль. Он не получал больше удовольствия от этой игры. — Какую гадость вы откопали на этот раз, Инспектор? Я — тайный педофил? Шпион мусульманской страны? Рок-звезда?

— Я не работаю больше в Бюро, — сказал Кинг, комически поднимая брови. — Вы знаете, Джозеф, просто удивительно, как неудобно быть частным лицом. Например, мне нужно было сюда пробраться. В этот вот бар. Это оказалось трудным делом. В добрые старые дни я махнул бы бляхой, и все. Ну, к делу это не относится. Я закончил дело Уайтфилда, то бишь ваше, Джозеф, и, признаюсь, чувствую сейчас неимоверное облегчение. Более того. Чувствую себя свободным, мужик. Первый раз за десять лет я чувствую себя совершенно, неприлично, фантастически свободным.

— Что ж, поздравляю, — Джозеф поднялся. — Желаю вам приятной жизни, гражданин Кинг, частное лицо.

— Сядьте, — сказал Кинг, и улыбка его исчезла. — Я сдал бляху, но не навыки и не капризы. Я ведь капризен. Могу сломать вам шею и уйти незамеченным. Сейчас же садитесь, Уайтфилд.

Уайтфилд нерешительно подчинился.

— Видите ли, э… Джозеф… э… Я ошибался в вас. Честно. Вы лучше, чем я думал. Я думал, что имею дело с убийцей, убийцей настолько аррогантным, что он даже не считает нужным прикрыть собственную [непеч.]. Может, я ненавидел вас слишком сильно. Не знаю. В моей работе мотивация очень важна. Но представьте себе, каким дураком я себя почувствовал, когда обнаружил, что вы вообще ни к чему не причастны. На какой-то момент я думал, что схожу с ума. Вы ведь мне не сказали, что способны на благородство. Самопожертвование? Уайтфилд? Не может быть. В голове не укладывается! И вот, неожиданно, у меня появились сомнения. Когда я наконец понял, кто настоящий убийца…

Роберт Кинг замолчал.

— Настоящий убийца — я, — сказал Уайтфилд.

— Вас там не было, Уайтфилд. Вообще. То есть, вы, конечно же, ехали туда, с полной обоймой, но вы опоздали. Вы очень тогда опоздали. На целых сорок минут.

— Снова будете открывать дело? — спросил устало Уайтфилд.

— Нет. Видите ли, никто об этом не знает. Никто, кроме вас, убийцы, и меня лично.

— Вы идиот, Роберт, — Уайтфилд потерял терпение. — Простите, но вы ничего не знаете, и у вас нет права судить других.

You are, at best,
An awful bore;
Yet, once you're dressed
And out the door,

I'm seized by fear.

It breaks my heart
Each time I hear
The engine start.

— Не спешите, Джозеф, — сказал Кинг. — Я тоже так думал. Это и было моей первой мыслью. Что я идиот и так далее. Но, правда, у нее было слишком хорошее алиби. Сто свидетелей — куда их девать?

— Ее алиби делает ее неприкасаемой, Инспектор. Вбейте это себе в башку наконец!

— Не нужно, — спокойно сказал Кинг. — Я знаю, что это не она убила.

Уайтфилд сверкнул на него глазами.

— Следует признать, — продолжал Кинг, — что Уолш был действительно пренеприятнейший тип. Голос у него был — будто кто-то [непеч. ] в пустое жестяное ведро. Хелен действительно была его любовницей когда-то. Она его унизила, сказав, что не выйдет за человека, который ей не ровня. Подумать только! Из всех бьющих по самолюбию фраз ей необходимо было выбрать именно эту, а? Он двадцать лет ждал возможности отомстить. Ну и вот… Он объяснил Хелен что в виду отвратительного поведения ее дочери (это о вашей с ней связи, Джозеф)… в виду ее поведения он, Уолш, заберет себе обоих детей. Ей было на это [непеч. ], естестественно — ну, кроме как на подсознательном уровне, может быть… она вроде бы по сей день ни разу даже не встречалась со своими внуками, не так ли? Ну, не важно. Что действительно ее обеспокоило, так это намерение Уолша забрать все — поддержку, деньги, особняк, виллу, имение, все. Хелен растерялась. Она прекрасно знает об отвратительной мелочности ее класса, о ссорах-раздорах, эгоизме, и так далее. Поэтому она и не рассчитывала, что Джозеф прилетит галопом на непахнущей белой лошади, как один наш общий знакомый сказал в беседе, которую моим коллегам удалось записать, и более или менее бросит свое состояние к ногам всей веселой семейки. По правде сказать, я тоже на это не рассчитывал. Моя проблема была в том, что я отказывался признавать за вами, Джозеф, какие бы то ни было достойные черты. По моей теории, только низколетающие закоренелые преступники вроде Финкелстайна способны на благородство. Но оказалось, что высоколетающие закоренелые преступники вроде вас, Джозеф, тоже на него способны. Примите мои извинения.

I cannot fret.
My secret life
Must not upset
Your charming wife.

Can't have her doubt

Your loyalty.
The stars flare out
Over the sea.