Богатая и любимая

Окончив молитву, сеньор Перейра тут же успокоился и неторопливо, внятно поведал все, что знал. Когда яхта не подошла к причалу в оговоренный срок, он поднял тревогу. И военно-воздушные силы Испании якобы прочесали всю акваторию Средиземного моря от Гибралтара до Барселоны. Никаких следов яхты не. обнаружили. Решили перенести поиски за Гибралтарский пролив, в Атлантический океан. Но в этот момент два капитана рыболовецких шхун независимо друг от друга заявили, что видели указанную яхту уже в Средиземном море. Однако, по мнению сеньора Перейры, его надежный шкипер изрядно сбился с курса, — Перейра не скрыл, что шкипер не чурался бутылки. Яхта оказалась много южнее, чем то было положено по курсу, — почти у северных берегов Африки. Несколько вертолетов прочесали Африканское побережье — и тоже безрезультатно. Все эти масштабные поиски проводились только за счет яростного нажима на власти Испании русского посольства.

— Фатима, спроси у него адрес семьи шкипера. Она-то не пропала.

Фатима спросила. Оказалось, что, отчаявшись дождаться мужа с моря, жена Хуана взяла детишек и подалась к своей родне в Португалию, в городок Гуарда.

— А зачем тебе понадобилась семья шкипера? — спросил, уже выйдя из клуба, Греф. — Ведь они-то верняком ничего не знают.

— Если эта катастрофа мистификация, то Хуан может оказаться дома.

— Даша, Владимиру Дмитриевичу не было никакого смысла устраивать мистификации. Если только он не решился утопить свою стерву жену.

— Вот видишь, причины, значит, могли быть.

К вечеру спала изнурительная жара, и улицы Барселоны ожили. Открылись двери бесчисленных кафе, бистро и баров, которые днем Даша даже не заметила. Она собралась побродить по улицам, но упрямый Греф желал посетить только ресторан, причем потребовал у Фатимы назвать самый шикарный.

Фатима указала ресторан, получила свой гонорар с незначительным превышением и, пританцовывая на ходу, убежала. Пташка божья жила так легко и беззаботно, что Даша даже позавидовала.

К десяти часам она переоделась, и, когда Греф зашел к ней в номер, он окинул ее критическим взглядом с головы до ног, но сказал одобрительно:

— Ну вот, теперь похожа на женщину.

Портье уже вызвал такси, и они поехали в ресторан, указанный Фатимой. Девчонка то ли наврала специально, то ли не поняла, чего от нее требовали. Ресторан оказался шикарным по интерьеру — официанты в белых перчатках и наваливались на клиентов целой бандой разом, по пять человек. Цены запредельные. Скука и тоска несусветная. Немногочисленные посетители беседовали на полутонах, и музыки никакой не было. В конце концов Греф смекнул, что они попали в элитарный ресторан, для публики предельно богатой, избранной, аристократического настроя. Сидеть среди этих снобов Греф решительно не пожелал. Да и Даша затосковала.

Кое-как дожевав заказанное блюдо, они расплатились и выкатились на улицу.

Вот здесь-то оказалось и весело и дешево! Со всех сторон ревела музыка, на маленьких площадях танцевали, и главное — нигде не чувствовалось напряжения, никто не боялся нападения хулиганов или какой иной неприятности. О пьяных драках здесь, видимо, и не помышляли, хотя под хмельком были многие.

Курсируя неторопливо от кафе к бару, от бара к бистро, выпивая где чашку кофе, где стакан вина, Даша и Греф слонялись по улицам почти до утра, пока ноги не отказали. Они добрались до своего отеля и разошлись по номерам.

В два часа пополудни следующего дня самолет местной компании перенес Дашу и Грефа на юго-запад, на Канарский архипелаг, остров Тенерифе. Расстояние до острова оказалось незначительным — уложилось всего в одну бутылку коньяка.

Дорохов очень не любил Лидию Сотоцкую, хотя и признавал за ней недюжинные деловые таланты. ОН знал по сообщениям своих стукачей, что Сотоцкая отвечает ему такой же неприязнью, перемешанной со страхом, — все же Дорохов был вторым человеком при исчезнувшем президенте и благоволил к Даше, будущему президенту. Поэтому, когда Сотоцкая со своей обычной бесцеремонностью напросилась к Дорохову домой, он приготовился к тяжелому и неприятному разговору.

Сотоцкая явилась с букетом роз — пышная женщина, источающая дух бравого оптимизма и острый запах приторных духов. Поздоровалась и крикнула в коридор:.

— Мария Афанасьевна, мне бы кофеечку!

— Сейчас, сейчас, Лидочка! — Наивная душа Мария Афанасьевна считала Сотоцкую подлинно современной женщиной и настоящей москвичкой (теща Дорохова была родом из деревни под Тамбовом), полагала, что эта блистательная дама душой и телом предана и фирме, и Дорохову, а потому очень ее любила.

Сотоцкая рухнула в кресло и спросила:

— Вы ведь знаете, Юрий Васильевич, что я прямой, пусть и грубоватый человек?

— Знаю. К сожалению.

— И что я не скандалистка, не любительница интриг и борьбы ногами под столом?

— Тут бы я воздержался от комментариев.

— Не лукавьте. Вы ни разу не поймали меня на организации интриги за шесть лет совместной работы.

— Скорее всего, плохо ловил.

— Пусть так, но сейчас я буду говорить прямо.

— Слушаю.