Богатая и любимая

Он прикинул, что еще надо сделать, когда погода наладится. Программа была достаточно обширной. Съездить в порядке индивидуальной экскурсии в пиратскую деревню — это где-то в глубине острова. Порыбачить на южной стороне архипелага — здесь рыбалки были ночные, при свете луны, и ему обещали устроить такое приключение — Владимир был заядлым рыбаком. Далее — посетить местный океанариум. А потом посвятить целых два дня отдыху в клубе «Барракуда». Снять там комнату на двое суток, взять напрокат акваланг, подводную видеокамеру, нырять, загорать, пить легкие вина, плевать в небо и ни о чем не думать. Тем более что из всех пунктов этой программы Ирина примет участие разве что в одном — в поездке в пиратскую деревню. Толковали, что в тамошних лавчонках продают какие-то дивные вещи ручной работы.

Он уже четко видел, что Ирина томится, что Тенерифе ей — рыбья кость поперек горла, и все скандалы объясняются именно этим ее недовольством. Впрочем, у нее всегда была причина для недовольства и скандала. Вздорная, взбалмошная, жадная и злая, она не любила никого и, как теперь понимал Владимир, никогда. Он не мог забыть облегченный радостный вздох Ирины, после того как самолет с Катей на борту оторвался от взлетной полосы и ушел на Лондон. От чего она почувствовала себя освобожденной? От забот о родной дочери?! От ответственности за нее?! Не было у Владимира ни одного близкого человека, ни одного друга, который рано или поздно не сказал бы: «Володя, как ты можешь жить с такой мегерой?» А ведь жил. И любовниц сколь-либо постоянных не заводил, как то положено процветающему русскому бизнесмену. Ну разве что порой уходил в глубокий запой, так опять же не более чем на трое суток, которые ни от чего не спасали и ничего не меняли.

Да, погода явно налаживалась — на набережной уже появились группки людей, которые с надеждой вглядывались в небо и в кромку океана, тяжелые волны с грохотом расшибались о скалы, поднимая фонтан сверкающих брызг.

Владимир дошел до своего автомобиля, сел к рулю и включил вентилятор, чтобы выдуть из салона густые клубы табачного дыма. Но не сделал никаких замечаний. Зачем? — все пустое. Нужны радикальные меры. Спросил без нажима:

— Съездим в океанариум?

— Домой, — обрезала Ирина.

— Пообедаем в рыбном ресторане? Креветки королевские, лобстер и всякая океанская живность?

— Домой.

Зариковский скучающе молчал.

«Конец, — принял решение Владимир. — Доплываем до Барселоны, долетаем до Москвы и тут же разводимся».

В отеле Ирина взяла у Владимира мобильник и залезла в ванну. Он знал, что ранее чем через час она оттуда не вылезет. Пока не обзвонит своих московских товарок, не нажалуется им, с какой мерзостью здесь, на Канарах, она столкнулась, а потом будет строить радужные планы о том, какую блистательную светскую жизнь закрутит, когда наконец вернется в Москву. Говорила с подругами Ирина негромко, знала, что мужа раздражает ее болтовня. И только в одном месте сказала громче, явно желая, чтобы ее услышали:

— Да нет, Оля! Мы бы прямо отсюда вылетели в Москву, но в Барселоне у Володьки деловые партнеры по бизнесу, и он там проторчит еще пару суток. Так что придется мучиться в этом морском плаванье, меня снова вывернет наизнанку! Ну да, конечно, морская болезнь!

А утро следующего дня оказалось ослепительным. Океан рокотал приглушенно и ласково, нежаркое солнце поднималось на ясном небе. С шестнадцатого этажа, где снимал номер люкс Владимир, были видны внизу еще пустые улицы. Здесь просыпались неторопливо — метрах в ста кромка океана, а с другой стороны — темные горы.

Бассейн еще не открыли, да Владимир туда и не ходил. В конце концов, это бесстыдство — жить на берегу океана, а купаться в бассейне. Хотя именно так и поступали девяносто пять процентов всех отдыхающих. То ли боялись океана, то ли им было лень пройти сто метров. Владимир надел спортивный костюм, прихватил полотенце и на лифте спустился вниз. До океанского берега он добежал легкой трусцой, нашел уже знакомый пологий спуск, на ходу выскользнул из одежды и полез было голым воду. И тут же рванул назад. В десяти метрах от берега он увидел светлую женскую головку, а потому поспешно натянул плавки.