Богатая и любимая

— Я тебе сказал, нет, я тебе приказал — укоротись! Глупо сразу занимать первую боевую позицию. За что ты можешь заведомо не любить Дарью?

— Не знаю, — ответила Катя. — Я ее очень смутно помню.

— А я уверен, что вы полюбите друг друга.

— Сомневаюсь.

— Катя! — рассердился старик. — Она против всех своих желаний, через силу взялась руководить холдингом. И учти — только ради тебя! Только чтобы ты пришла в свое время на готовенькое! Она прекрасно существовала на Алтае, и я вытащил ее в Москву, можно сказать, силой!

— Юрий Васильевич, — капризно спросила Катя, — а вы сами не могли, что ли, управиться с «Гиппократом»?

— Родная моя, да ты помнишь, сколько мне лет?

— Шестьдесят два, — брякнула Катя наобум.

— Шестьдесят восемь. И если я могу чем-то еще управлять, так это инвалидной коляской.

— Вы совсем отошли от дел? — испугалась Катя.

— Не отошел. Занял пошлую позицию наблюдающего.

На этом разговор закончился, а Катя грустно подумала, что придется уезжать из Англии, к которой она уже душой прилепилась, и улетать в холодные снега России.

Она была твердо убеждена, что никто там ее не ждал с трепетом сердечного нетерпения. Смутно помнила двоюродную тетку Антонину, проживавшую в какой-то глуши, почти не помнила Дарью. Чаще всего вспоминался (когда вспоминался) Андрей Малашенко. В течение последних лет он раза три приезжал к ней, передавал деньги, оплачивал расходы Кати и ее незначительные долги. Парень был простоват, с точки зрения Кати. Но с тем большим удовольствием она прогуливала его по Лондону, от которого Андрей пришел в полный восторг. По поводу своей работы в холдинге он отвечал крайне уклончиво, и Катя пришла к выводу, что должность он там занимает незначительную и служит на посылках. А когда они прощались последний раз в аэропорту Хитроу, то поцеловались в губы. И от этого поцелуя Катю словно горячей волной обдало с головы до пяток.

Ближе к лету, когда учебный год уже шел к завершению, Катя и Дорис попытались решить вопрос летнего времяпровождения. На велосипедах они доехали до Лондона, оставили двухколесный транспорт в камере хранения вокзала Виктория, спустились в свой любимый подвал кафе «Принц Уэльский», взяли кофе с мороженым, и Дорис сказала:

— Брат дает мне на отдых две недели. А потом я буду работать в его фирме. До сентября.

— Только две недели? — огорчилась Катя.

— Да, Кэт. Брат прав. Надо уже применять свои знания на практике.

— Хорошо, Дорис, — решительно сказала Катя. — Тогда мы с тобой порезвимся две недели, а потом я тоже улечу на фирму своего отца и буду проходить практику.

Отец Кати к тому времени уже исчез в океане, но она никому в колледже об этом не говорила. Дорохов эту позицию поддержал, оплата за обучение поступала регулярно, так что эта семейная трагедия оставалась личным делом Кати, и даже Дорис о ней ничего не знала.

— Куда ты хочешь совершить вояж, Кэт, в наши свободные две недели? — спросила Дорис.

— В Италию.

— Нет, — уверенно возразила Дорис. — Это неправильно.

— Почему?

— Мы с тобой были зимой в Испании и Греции. Теперь надо побывать в Париже. А Италия — это корона европейского туризма. Там сконцентрировано все. Италией завершаются все маршруты.

— Тогда поедем в Париж.

— Да. У меня там живет любимый дядя и хороший друг детства, у нас никаких проблем не будет.

На этом и порешили. А немного позже, после того как Кате неожиданно позвонила тетка Дарья, Катя лишь утвердилась в решении — сперва Париж, потом неделя на берегу Брайтон-Бич, а уж затем — в Россию. Она не говорила себе: «Потом домой», говорила: «Потом в Россию».

Они расплатились и покинули кафе, побродили по Гайд-парку, потом вернулись на вокзал и взяли свои велосипеды.

К вечеру, когда Катя в дортуаре изучала недельные скачки котировок индекса Доу-Джонсона, зазвонил мобильник. Девочка включила аппарат, и женский глухой голос спросил на очень плохом русском языке:

— Как вы поживаете, Катя?

Она разозлилась:

— Я уже в прошлый раз вам сказала, что я живу хорошо!

— Есть проблемы?

— Нет проблем, идите к черту, если не называете себя.

— До свиданья.

— До свиданья и привет Пашке Козыреву!

На этом разговор и закончился. Это был уже третий звонок за минувшую зиму. Неизвестная дама, коверкая русские слова, осведомлялась о ее здоровье и спрашивала, нет ли каких проблем. Разговор укладывался в несколько фраз, а на требование Кати назвать себя собеседница отключала телефон. В принципе эти звонки Катю не беспокоили. Она была уверена, что это проделки Пашки Козырева, который активно увивался вокруг нее в тот год, проведенный в пансионате. Насколько Катя знала, Козырев нацеливался в свое время прорваться в Оксфорд или Кембридж, а сейчас болтался где-то в Германии, кажется, в Зальцбурге подметал тротуары в районе, где жили турки и югославы.

Она решила, что к следующему учебному году купит сотовый японский телефон с определителем. Засечет звонок Козырева и устроит ему такую веселую жизнь, что он и своей метлой махать не сможет от полного бессилия.