— Не моту! Не могу! — тоскливо заскулила Муза. — Не могу переступить через свое профессиональное достоинство, через уважение к самой себе. Не могу быть интриганкой и потерять уважение друзей. Я хочу делать хорошие клипы! Я мечтаю снять документальный шумный, даже эпатажный, но порядочный и достойный фильм. Я в постель ради этой мечты готова лечь с кем угодно. Но мерзкие методы борьбы не для меня. Такого, как Артемьев, мне никогда не одолеть. Никогда, Даша.
— Грустно это.
— Ладно. Прости, что я тебе настроение испортила. В твоем бассейне купаются только избранные? А плебеев не пущают?
— Пошли. Для тебя сделаем исключение.
— А у меня купальника нет! Ты мне ничего не подберешь?
— Искупаешься в чем мать родила. Как и я.
— Я тебе если и завидую, Даша, то чистой, белой завистью. У меня тоже когда-нибудь будет бассейн и такая собака.
— Конечно, будет, Муза.
Вечером великий кулинар Малашенко превзошел самого себя. Он приготовил петуха в белом вине и судака по-польски. Все это таяло во рту и казалось верхом достижений кулинарии. Пока Малашенко торжественно не поставил на стол блюдо, наполненное устрицами! Где он их умудрился раздобыть, осталось тайной.
До этой минуты Даша не только их не пробовала, но Даже никогда и не видела. К тому же оказалось, что поглощение моллюсков — это целый ритуал, которому Малашенко обучил всех за десять минут.
Сумерки прошли весело и под легкое вино. Потом Муза собралась домой, остаться ночевать отказалась — с раннего утра начиналась чехарда ее суетливой работы. Малашенко вызвался подвезти ее на машине до дома. И уехал с Музой, а вернулся только под утро.
Как давно известно, только люди крайне недалекого ума могут задать ребенку идиотский вопрос: «А кого ты больше любишь, папу или маму?» Но именно эти клинические идиоты чаще всего всплывали в памяти Кати Муратовой, когда она вспоминала свор раннее детство в отчем доме. Дом был поставлен на широкую ногу, едва ли не каждый день там шумела пестрая компания бесчисленных друзей отца, и среди них обязательно находился клинический болван, который от доброты души спрашивал: «Катенька, а кого ты больше любишь, папу или маму?» Теперь в Англии она понимала, что на клинику надо было просто не обращать внимания. Но тогда, в десять-одиннадцать лет, она ненавидела этих доброхотов, и не скрывала этого, отчего порой и вспыхивали острые скандалы с матерью. Отец только посмеивался и благодушно говорил:
— Ирина, в конце концов, ребенок тоже имеет право на свою оценку окружающих.
— Так пусть она держит свои оценки при себе, а не хамит в глаза взрослым людям! Иначе мы совсем останемся без друзей!
В двенадцать лет, незадолго до отлета в Англию, Катя давала оценку и собственной матери: «Глупая курица, с кругозором одноглазого павлина. Кроме своего яркого оперения, ничего не видит, да и видеть не хочет». Оценка жестокая и, скорее всего, не совсем справедливая. Но Катя была отдалена от матери. Самые близкие люди — бабушка Вера, бабушка со стороны матери, и отец. Катя иногда замечала на себе такой брезгливый взгляд матери, что терялась, пугалась и поспешно уходила куда-нибудь подальше. Она и сейчас не могла догадаться, почему мать относилась к ней так отчужденно. Потом бабушку похоронили, устроили многолюдные поминки, которые на второй день переродились в откровенную пьянку, и Катя уехала на дачу. Там ее и нашел отец.
— Обижаешься? — спросил он, присаживаясь на диван рядом с ней.
— Живите как хотите, — пробурчала Катя. — Только меня оставьте в покое.
Отец подумал и сказал:
— Пожалуй, ты права. Я по роду своей работы уделять тебе много внимания не могу, просто нет времени. Сама знаешь, утром уезжаю, приезжаю за полночь. Бабушки, к нашему горю, больше нет. Ну а мама…
— Не продолжай, — сказала Катя.
— Как ты смотришь на то, если по окончании учебного года мы отправим тебя на дальнейшее обучение в Англию?
— У меня по английскому все время были пятерки.
— Тем более. Я узнал, ты проучишься в одном пансионате ровно год. А потом я хочу перевести тебя в колледж, где ты начнешь получать специализированное образование.
— Какое?
— В принципе они там ставят очень высокие цели. Готовят будущих президентов и премьер министров. Но ты, если согласишься, будешь разрабатывать иное направление.
— Какое?
— Руководство крупными фирмами, маркетинг, менеджмент. Знаешь, что это такое?
— Приблизительно. Ты хочешь, чтобы я пошла твоей дорогой?
— Более того, милая. Я хочу, чтобы ты со временем взяла в свои руки управление холдингом «Гиппократ». Как тебе такая перспектива?
— Пока не знаю, папа.
— Но отвращения к такому будущему не чувствуешь?
— Нет.
— А балериной больше не хочешь стать? Или киноактрисой?
— Это было в детстве.
— Хорошо, милая. Попробуем разработать английский вариант. Договоримся так, — не потянешь, не скрывай. Я тебя тут же верну обратно. Будем искать твою дорогу в дебрях родной тайги.
— Почему — тайги?
— А потому что, запомни, род наш вышел из тайги. И этим следует гордиться.
— Я горжусь, папа.
— Полетишь, договорились?
— Да.
— Не пожалеешь?
— Хуже, чем есть, не будет.