Богатство

Алекса не хотела ни спрашивать, ни выставлять себя дурой, но дворецкий уже стоял рядом с ней, его лицо слегка покраснело от натуги, ц пока он держал тяжелое серебро. На подносе не было ни ложек, ни вилок. Забыл ли он о них, удивилась она, или полагается есть руками? Надеясь, что не станет жертвой жестокого розыгрыша, она осторожно приподняла край салфетки и запустила туда руку. Что бы там ни было, оно оказалось холодным, круглым и скользким. Она взяла это, надеясь на лучшее.

– Крутые яйца, мадам, – сказал дворецкий, как раз тогда, когда яйцо выскользнуло у нее из пальцев и покатилось по столу к Роберту.

Он поймал его и, улыбаясь, вернул ей.

– Дедушка очень любил крутые яйца, – объяснил он, первый человек за столом, который признал ее присутствие. – Это нечто вроде традиции за ланчем.

Она заметила, что все осторожно взяли по яйцу, посолили и стали есть, за исключением миссис Баннермэн – вряд ли можно было представить, что что-либо способна есть руками.

– Некоторые традиции стоит сохранять, – вклинился Эммет. – А другие – нет. Думаю, мы слишком сильно уважаем традиции, я, конечно, не яйца имею в виду. Хотя это расточительство – варить десятки яиц на семь человек, когда целые семьи голодают.

– Эм, их наверняка съедают слуги, – сказал Патнэм. – Возможно, делают их них салат.

– Бедные едят объедки богатых? Таково твое представление о социальном сосуществовании?

– Ради Бога, Эм, заглохни. Слуги здесь отнюдь не бедные. – Патнэм уставился на кузена так, словно впервые его заметил. – Что это за кошмарная цепь у тебя на шее?

Эммет напыжился, как нелепая птица, поправляющая взъерошенные перья.

– Ее сделал один из узников, находящийся в наиболее суровом заключении в тюрьме Аттика. Я ее регулярно посещаю.

– И тебя в п у с к а ю т?

– Не могут не впустить. Я священник. Несчастный, который подарил мне эту цепь – политический заключенный.

– И за что он сидит?

– Он обвиняется в захвате бронированного автомобиля. Еще одна жертва системы.

– Это не тот парень, который застрелил двух охранников и полицейского? – спросил Патнэм. – Мохаммед как-то там?

– Он теперь Эндрю Янг Смит. Он снова обратился в христианство. Замечательный человек, приговоренный расистским обществом за акт самозащиты.

– А я думал, он убивал охранников, сознательно и жестоко. Заставил встать на колени, сковал наручниками и затем выстрелил каждому в затылок. Так, помнится, было написано в "Таймс".

– "Таймс" – орган истеблишмента. Ни одному слову этой газеты нельзя верить.

– Твой дед считал так же после 1932 года, когда "Таймс" выступила за Фрэнклина Рузвельта – сказала миссис Баннермэн, уверенно уводя беседу туда, куда хотела.

Эммет заколебался, словно собирался сказать, что его критика "Таймс" основана на точке зрения, сильно отличавшейся от дедовской, и Алекса почувствовала, что все – даже Роберт, который старался игнорировать большинство высказываний Эммета, словно считал спор с ним ниже своего достоинства – с надеждой ждут, что Эммет навлечет на себя гнев миссис Баннермэн. Эммет, очевидно, тоже подумал о последствиях, и позволил теме увясть. Взамен он обратил свое внимание на Алексу, явно считая своим христианским долгом вовлечь ее в беседу.

– Вы очень молчаливы… Алекса, – сказал он, как и все остальные, угадав единственно верный способ к ней адресоваться. – Конечно же, дядя Артур делился с вами своими взглядами?

– Разумеется. У меня, однако, есть и собственные.

– Некоторые включают бессмысленную трату денег на музей.

– Артур не считал ее бессмысленной.

– Но, раз у вас есть собственные взгляды, что вы думаете?

– Я думаю, он имел полное право позволить себе осуществить свои планы.

Эммет глянул на нее сверху вниз – истое воплощение протестантской честности.

– Это уклончивый ответ. Я думал о вас лучше. Если суд решит в вашу пользу – а молюсь, чтобы Господь этого не допустил, неужели вы воплотите в жизнь безумства дяди Артура, как он от вас хотел, вместо того, чтобы использовать деньги более разумным образом? В конце концов, Алекса, дети голодают и в Нью-Йорке, не только в Кампале.

– Он это знал, Эммет. И я тоже знаю. Такова и была цель Артура – он хотел, чтобы богатство и п о л ь з о в а л о с ь. С его помощью он хотел изменить жизнь людей. Музей – только часть этого замысла. И в нем нет ничего экстравагантного. Если сочетать музей с офисным зданием, и иметь площадь и много полезного пространства, то стоимость музея будет почти равна налоговым льготам, которые принесет офисная часть. Мы все это разработали. Затем, если получить лицензию на репродуцирование произведений искусства, и запустить их в крупномасштабную продажу, например, с почтовым каталогом, музей должен окупить себя. Артура очень волновало последнее обстоятельство – "принести искусство людям" – вот чего он хотел. Полагая, что когда весь комплекс начнет приносить доход, деньги можно использовать для какого-нибудь благотворительного фонда. Не вижу, почему бы нет.

Какое-то время длилось молчание, словно все обдумывали сказанное про себя, без видимого энтузиазма, пока Эммет не спросил:– Это идея дяди Артура, или ваша?