Богатство

Роберт остановился ровно посредине лестницы, все еще держа руку Сесилии, в то время, как другие группировались вокруг них, словно старались разыграть сцену "Последняя стоянка Кастера". Он взглянул на часы.

– Бабушка едет? -Не беспокойся, – ответил Пат. – Она будет здесь ровно в двенадцать.

Роберт кивнул. В семье Баннермэнов все, кроме Патнэма, серьезно относились к пунктуальности – да и Пат чувствовал себя виноватым, если опаздывал. Элинор, естественно, довела пунктуальность до предельных границ: она не только никогда не опаздывала, но никогда не появлялась з а р а н е е. По ней можно было заводить часы, и это бы окупилось, так как ее собственные часы постоянно проверялись.

– Я все еще не могу поверить, что это случилось, – произнесла Сесилия.

Эммет склонил голову.

– Средь жизни мы в смерти.

Роберт бросил на него грозный взгляд.

– Постарайся не изображать ослиную задницу, Эм. Оставь эти штучки для своих митингов, хорошо?

Сесилия пропустила мимо ушей их стычку – она так привыкла к подобным, что вряд ли замечала.

– Я думаю о том, как он умер. Это так на него не похоже. Девушка, хочу я сказать…

Мужчины, за исключением ректора, обменялись взглядами. Сесилия идеализировала отца, даже когда они были в ссоре. Она могла простить ему все, кроме обычных человеческих слабостей.

Для нее невозможно было представить, чтобы отец улегся в постель с молодой женщиной, немногим старше двадцати, не говоря уж о том, что он в этой постели умер.

– Ну, знаешь ли, отец был не совсем монах, – сказал Пат. – В это не было ничего плохого. -Он, должно быть, выжил из ума, – заявила Сесилия. – Этого бы никогда не случилось, если бы я была здесь. -Сеси, мне он показался нормальным, честно. Не думаю, чтоб он нуждался в том, чтобы ты над ним надзирала. -Ты не понимаешь, о чем говоришь, Пат, – резко произнес Роберт. – Даже сам он понял, что говорит, как отец, прибегнув к тому же резкому, отрывистому, властному тону. На миг он ощутил неуютное, гнетущее чувство, словно он играл роль, но затем напомнил себе, что теперь он – глава семьи.

– Отец был больным человеком, – быстро сказал он. – Выжил из ума. В маразме. Это наша версия. И это п р а в д а! Придерживайся ее. -Все, что я говорю… -Не раскачивай проклятую лодку, Пат!

Предупреждение Роберта повторялось с детства, – и с детства их отца – и влекло за собой тяжкий груз семейных традиций. Баннермэны не раскачивали лодку. Определенная степень эксцентричности допускалась: дядя Джон выращивал у себя в поместье буйволов, ошибочно полагая, что они могут заменить мясные породы рогатого скота, Эммет был семейным оводом, младший брат Артура, Алдон, который был славен тем, что содержал двух любовниц-китаянок, сорвался с горы Арарат, куда взбирался в поисках Ноева Ковчега – но там, где была затронута семья, Баннермэны смыкали ряды.

Ирония судьбы в том, думал Роберт, что отец в конце концов так раскачал лодку, что почти потопил ее – но, потом, он никогда не был полностью уверен в том, что отец полностью надежен в том, что касалось интересов семьи. Именно по этой причине Роберт попытался захватить контроль над состоянием, пока старик был еще жив – что являло невероятное покушение на фамильные традиции. Если бы я преуспел, с горечью сказал он себе, мы бы не оказались сейчас по уши в дерьме… Но, конечно, успех никогда не был козырем в его колоде, и ему это было известно лучше, чем кому либо. Семейная традиция обеспечивала каждому наследнику абсолютный контроль в течение всей его жизни, И, чтобы вмешаться, требовались устрашающие таланты Элинор. Она была способна работать двадцать четыре часа в сутки, в отличие от мужа и сына, которые постоянно тяготились обязательствами увеличивать их богатство, уже бывшее больше, чем им можно было управлять или растратить. Он знал – правда была в том, что они боялись ответственности. А Элинор, при всей своей ненависти к переменам – нет.