– У меня на руках заключение о смерти, где просто указана острая сердечная недостаточность. Да, у отца были проблемы с сердцем, полтора года назад ему в Германии делали операцию, но проблема в том, что без вскрытия – это заключение – просто бумажка.
– А сколько было лет вашему отцу?
– Шестьдесят восемь лет.
– В медицинской карте у него были записи о проблемах с сердцем?
– Нет, его контролировал наш семейный врач. Он наверняка вел какие-то записи, но в поликлинику мы не обращались.
– В таком случае, все-таки странно, что вашего отца не подвергли вскрытию, хотя, знаете, я ничему не удивляюсь. Он ведь дома умер? – Брянский откинулся на спинку кресла, скрестив на груди руки.
– Да, брат говорит, что нашел его лежащим на полу около дивана. Рубашка на груди была расстегнута.
– Следов насильственной смерти не обнаружено?
– Нет, его осмотрели и наш врач и в морге, куда его доставили.
– Так что же вы хотите от меня, Алла Михайловна?
– Мне необходимо произвести эксгумацию тела отца…– говоря эту фразу, Алла Михайловна будто слушала себя со стороны.
Едва откинувшись на спинку кресла, Яков Моисеевич сменил позу, положив руки на стол и подавшись вперед всем телом.
– Что вы хотите?
– Я..
– Вы вообще, как представляете себе эту процедуру? – едва ли не впервые в жизни перебив женщину, спросил патологоанатом. – Я знаю, что такое эксгумация, но для неё должны быть очень веские основания. Вы подозреваете насильственную смерть или ошибку вашего семейного доктора?
– Это может быть не наш семейный врач, а ошибка немецких специалистов. Никто не давал гарантии, но прошло всего полтора года. Это очень мало, и, может быть, в этом кроется какая-то причина?
– О причинах мне у вас спрашивать надо, – покачал головой врач, про себя добавив, – а так хорошо утро начиналось. Вы были в полиции?
– Я была, но сами понимаете, праздники, и меня встретил только дежурный, советовал зайти в судебно-медицинский морг, как начнется рабочая неделя, и вот я пришла. Помогите мне.
Брянский развел руками. Вся происходящее было ему крайне неприятно. С одной стороны, все было сделано по закону. Сын покойного написал отказ от вскрытия. Несмотря на отсутствие записей в медицинской карте, семейный врач все-таки мог подтвердить все собственными бумагами, да и следы насилия на теле не обнаружены. Под пристальным взглядом патологоанатома женщина не выдержала и потупила глаза. Весь образ говорил о наличии скрытой, еще не озвученной причины ее появления. Ошибка заграничных хирургов всего лишь предлог. Потратив круглю сумму на операцию, Михаил Ефимович вряд ли бы стал отказываться от курса реабилитации и прочих процедур, выявивших дефект на ранней стадии. Немецкие клиники слишком дорожат своей репутацией, чтобы напортачив, запросто выпустить пациента из своих рук.
– Знаете, Алла Михайловна, если вы кого-то подозреваете, то идите к следователю и настаивайте на уголовном деле. Я в свою очередь, могу вам сказать только одно, – Брянский вздохнул, и вновь откинулся на спинку кресла, – как это ни банально, но подумайте, очень хорошо подумайте, это вам не картошку копать.
– Я понимаю, – кивнула посетительница и встала, направляясь к двери, – до свидания.
– Всего доброго. Надеюсь, обойдется без свиданий, – добавил патологоанатом, когда дверь кабинета закрылась. – Вот уж точно, у богатых свои причуды.
Глава третья
Участок и дом, принадлежащие фамилии Меньшиковых относились к шестому отделению полиции города Клина. Туда и направилась Алла Михайловна, выйдя из морга. Погода стояла прекрасная, и если до морга, Меньшикова ехала на такси, то до отделения решила прогуляться пешком и предаться легкой ностальгии, которая, впрочем, ей была совсем не свойственна. Со смертью отца Алла Михайловна внезапно осознала, что она, как старшая дочь, становилась теперь и старшей в семье. Несмотря на то, что и у отца и у матери были братья, сестры и племянники, причем многие из них носили такую же фамилию, Алла Михайловна главной ветвью семейного дерева считала собственную.
Асфальт в городе независимо от того, лежал он на тротуаре или на проезжей части, перевидал на своем веку десяток зим, оставивших глубокие морщины. Весной быстрые ручейки, заполняя трещины, стремились к редким водостокам, застывая с ночными заморозками, как остекленевшие вены. "Твою мать, ностальгировать лучше в кроссовках", – к такому выводу Алла Михайловна пришла в три раза быстрее, чем к отделению полиции, и решила поймать машину.
Записавшись у дежурного, женщина поднялась на второй этаж, где располагался кабинет следователя. Едва Меньшикова постучала и приоткрыла дверь, как из кабинета раздался суровый мужской голос.
– Подождите.
Женщина поспешно притворила дверь и опустилась на стул, стоявший около кабинета. Оставшись наедине, Алла вновь погрузилась в размышления о предстоящем разговоре с полицией, но не смогла надолго сосредоточиться и сбилась.