Обсуждение этических и правовых вопросов часто пересекалось[67]
, и дебаты по ростовщичеству оказывали влияние на практический выбор между различными правовыми институтами. Их важность была такова, что многие комментаторы рассматривают их – с учетом различных ответов на вопрос о легитимности взимания процента – как ключевой элемент в объяснении темпов перехода к капитализму[68]. Несомненно то, что осуждение ростовщичества не сопровождалось, как то было у Аристотеля, враждебностью к торговой деятельности в общем. Схоласты лишь призывали к правильному поведению: без обмана и принуждения, но также и без того, чтобы наживаться на более слабых договорных позициях партнеров.Движение к легализации процента было долгим. Противостояние между «ригористами» и сторонниками смягчения позиции продолжалось веками. Первоначальное преобладание первых постепенно сменялось все более распространенным принятием аргументов последних, в особенности после Реформации. Важную роль здесь сыграл процесс, который Вайнер [Viner, 1978, p. 114–150] назвал «секуляризацией», – отход от ссылок на Божественное Откровение и сдвиг от потусторонних к земным ценностям, произошедший в эпоху Ренессанса[69]
.Но и в конце XVI в. ростовщичество встречало серьезную оппозицию. Даже после его фактической легализации мы встречаем, например, резкое «Рассуждение о ростовщичестве» Томаса Вильсона, опубликованное в 1572 г. Современное издание этой работы, вышедшее в 1925 г. (репринт 1963 г.) содержало пространное предисловие Тони. В нем описывались основные виды кредитных сделок, распространенные в тот период (те, которые затрагивали крестьянство, мелких ремесленников и обедневшее дворянство, финансирование мануфактур, международный валютный рынок, финансовые институты, предшествовавшие современным банкам), историю дебатов и компромисс, который был достигнут незадолго до публикации работы Вильсона с принятием Закона 1571 г. Этот законодательный акт провозглашал все сделки денежных займов, заключенные по ставке свыше 10 %, утратившими законную силу, но не запрещал сделки по меньшим ставкам – не предоставляя, однако, никаких юридических гарантий по ним. Этот компромисс открыл путь к признанию того, что не все денежные займы под процент следует рассматривать как ростовщические, а лишь те из них, которые подразумевают эксплуатацию заемщика путем наложения на него «чрезмерного» процента[70]
.На доктринальном уровне легитимность взимания процентов по займам обосновывалась среди прочих авторов и Жаном Кальвином (1509–1564), хотя лишь в отношении коммерческих займов, тогда как моральное осуждение сохраняло силу в отношении потребительского кредитования, обычно связанного с острой нуждой в деньгах и потому эксплуатирующего слабость договорных позиций заемщиков. У Шпигеля [Spiegel, 1971, р. 83] приводится пример французского юриста Шарля Дюмулена (чья книга датируется 1546 г.), отстаивавшего легитимность займов под проценты, но придерживающегося в то же время мнения о разумности установления властями максимального потолка ставок по кредитам. В рамках саламанкской школы, развивавшейся в Испании XVI в. и достаточно влиятельной в Европе, различные авторы распространяли легальность взимания процентов практически на все виды сделок и на все обстоятельства (см. [Chafuen, 1986, р. 143–150]). Бельгийский иезуит Лессий (Леонард де Лейс, 1554–1623) предложил иное обоснование процента, связанное с редкостью денег в обращении (carentia pecuniae)[71]
. Реакция на регулирование процентных ставок пришла лишь с расцветом либерализма – можно указать Тюрго (1769) и особенно «Защиту ростовщичества» Бентама (1787), хотя еще и сам Адам Смит в «Богатстве народов» выступал за установление законодательных потолков для процентных ставок, говоря, что иначе только «расточители и спекулянты» были бы готовы платить большой процент, вытесняя с кредитного рынка «здравомыслящих людей» [Смит, 1962, с. 263][72]. В Англии законы о ростовщичестве были отменены лишь в 1854 г.