Другим центральным элементом «Теории нравственных чувств» является понятие «беспристрастного наблюдателя». Согласно Смиту, индивиды оценивают собственные действия, стремясь смотреть на них с точки зрения беспристрастного наблюдателя, который, обладая знанием всех известных ему обстоятельств, судит о таких действиях как рядовой обыватель[214]
. Юридические институты, функционирование которых совершенно незаменимо, чтобы гарантировать безопасность рыночного обмена, находят в этом принципе нравственного поведения необходимую им конкретную поддержку. Поэтому самое знаменитое высказывание Смита, согласно которому «не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими их собственных интересов», нельзя рассматривать изолированно. В контексте оно предполагает предпосылку – жизненно важную для функционирования рыночной экономики – о существовании цивилизованного общества, основанного на общем принятии нравственного принципа симпатии, а также наделенного административными и юридическими институтами, которые необходимы в случае нарушения общепринятых нравственных норм [Smith, 1776, p. 26–27; Смит, 1962, с. 28][215].Противопоставление, непримиримый конфликт при разделении частного и общественного интереса возникает – как, в сущности, говорит Смит, – только если частный интерес интерпретируется ограниченно, скорее как эгоизм, а не как собственный интерес, последний предполагает внимание индивида к собственным интересам, но этот интерес сдерживает признание интересов других (или, лучше, «симпатию»)[216]
.Смит стремился, следуя традиции шотландской социологической школы, решить трудную задачу поиска третьего пути в теории человека и общества, который отличался бы как от аристотелевской традиции, так и от философов естественного права, описанных нами выше (подразд. 4.2). Смит отвергает произвол абсолютизма, который социальная и политическая структура его времени унаследовала от феодализма и который может ассоциироваться с аристотелевской традицией. Однако равным образом он отвергает и договорную теорию Гоббса, в которой государство, хотя и просвещенное и благожелательное, преобладает над жизнью своих подданных. (Именно такому этатизму, которым были проникнуты меркантилистские теории, противостоял Смит, и это противостояние было, в действительности, более сильным, чем его критика «меркантилистского» отождествления богатства с деньгами и положения о предпочтительности активного торгового баланса, причем последнее было собственной интерпретацией Смита предшествовавшей ему истории экономической мысли, которая была предложена в четвертой книге «Богатства народов», хотя во многих аспектах она представляется натянутой.)
Предложенная Смитом аргументация предполагает большую уверенность в способности индивидов к самостоятельности: «Всякий человек по внушению природы заботится, без сомнения, прежде всего о самом себе; и так как ему легче, чем всякому другому, заботиться о самосохранении, то эта обязанность, естественно, и возложена на него самого» [Smith, 1759, p. 82; Смит, 1997, с. 98][217]
. Однако свободное преследование личных интересов наталкивается на две границы: одна является внешней по отношению к индивиду (отправление правосудия, одна из основных функций, приписываемых Смитом государству), а другая – внутренней (симпатия к ближним). Одновременное обращение к этим двум элементам показывает, что Смит, верный в этом аристотелевской традиции отвращения к крайностям, позитивно смотрел на человека, но не идеализировал его[218].В этом отношении Смит выражается совершенно определенно: