Ко мне вернулся мой гнев, перехвативший дыхание. Я позабыла про свою нервозность, страхи, забыла все кроме того, что меня унизили более чем достаточно для одного дня, и решила, что не потерплю унижения ни секунды больше.
— Господин О'Рейли, — решительно заявила я, — соблаговолите вернуться к моему мужу и сказать ему, что я должна говорить с ним немедленно. Это очень срочно.
Прямая спина О'Рейли недовольно согнулась, и хотя он открыл было рот, чтобы возразить мне, но счел за благо воздержаться. И в отчаянии молча удалился.
Спустя две минуты, когда весь мой страх отхлынул, сгладив справедливый гнев, дверь кабинета открылась, и вошел Пол.
Я встала. Мы посмотрели друг на друга. Его лицо было искажено гримасой волнения, причиной которого могла быть и озабоченность, но я подозревала, что это был признак раздражения.
— Ну? — проговорил он.
Внезапно я почувствовала, что лишилась дара речи, как Корнелиус, когда его стал допрашивать Пол. Охваченная болью, я порылась в сумочке, отыскала счет от «Тиффэйни», и трясущейся рукой вручила его Полу.
Он развернул листок бумаги. Взгляд его пробежал по словам и цифрам. На его лице не дрогнул ни один мускул. Наконец он резко сказал:
— Это ошибка.
— Ошибка? — я была вынуждена сесть. — Вы имеете в виду...
— Я расплатился наличными специально, чтобы это не попало в обычный ежемесячный счет. Я прикажу О'Рейли позвонить в магазин и все уладить. И прошу извинить меня, если это вас смутило.
— Смутило! — Я пристально посмотрела на Пола. Глазам моим стало горячо, а в горле стояла боль, но голос мой прозвучал четко и оскорбленно:
— Вы сказали «смутило»?
Пол молчал. Он посмотрел в сторону, проверив дверь и убедившись, что она закрыта, и провел пальцами по волосам. Это было первым признаком его расстройства — он всегда очень щепетильно относился к своему внешнему виду и следил за тем, чтобы не нарушить прическу невольным жестом.
— Может быть, вы лучше что-нибудь выпьете, — проговорил он, быстро подойдя к книжному шкафу, в котором был замаскирован шкафчик с напитками.
— Я не хочу ничего пить, Пол. Я жду объяснений.
Он снова провел рукой по волосам и оставил в покое шкафчик.
— Пойдемте в соседнюю комнату.
Мы сели на диван. Под большим зеркалом быстро тикали часы в фарфоровом футляре. Пол взглянул из окна на дождь, потом перевел взгляд на часы, на ковер, потом на чайный сервиз из веджвудского фарфора в стеклянной горке и наконец посмотрел на меня.
— Крестильная кружка имеет не большее значение, чем серебряная погремушка, которую мы послали сыну Стива, — проговорил он. — Это просто подарок. Моя связь с мисс Слейд прекращена, а к ее ребенку я не имею никакого отношения.
— Но ведь он ваш, не так ли?
Последовало молчание.
— Я не признаю его своим, — ответил Пол.
— Но...
— Я сказал об этом мисс Слейд с самого начала. Объяснился совершенно четко. Я...
— Вы нарушили данное мне обещание, Пол!
Мой ставший внезапно резким голос дрожал.
— Боже мой, неужели вы думаете, что я сделал это сознательно? — Он поднялся с дивана и зашагал взад и вперед по комнате. — Это была случайность, — быстро произнес он, — ужасная случайность. Я недооценил ни психологической потребности мисс Слейд в ребенке, ни ее безразличия к общественному мнению, осуждающему женщину, ставшую матерью вне брака. Я понимаю, вы должны считать совершенно из ряда вон выходящим то, что я попал в такой переплет. Но видите ли, мисс Слейд очень умна, тонка и воспитанна, и я совершенно не ожидал, что именно она окажется такой ослепленной эгоизмом дурочкой. Когда я понял, что в этом вопросе она не считается ни с какой логикой, было уже слишком поздно. Разумеется, я пытался переубедить ее, используя все мыслимые доводы, но логика бессильна против полной иррациональности. Когда я повторял ей снова и снова, что не смогу признать ребенка, она даже не подосадовала на этот счет, а просто согласилась с этим. Мы надолго поссорились. Я лишился покоя.
— Настолько, что решили возвратиться в Норфолк, чтобы провести с ней вдвоем еще три месяца!
Пол, как вкопанный, остановился перед камином.
— Сильвия... — Он снова сел на диван рядом со мной. — Это все в прошлом. Я покончил с этой связью, с мисс Слейд. Я вернулся домой, к вам. По меньшей мере, этого обещания я не нарушил.
— Но ребенок... ваш собственный ребенок... как вы можете считать, что с мисс Слейд все кончено, когда...
— Ах, право, Сильвия, не будем относиться к этому так романтично и сентиментально! — Он снова встал с дивана. Я почти слышала, как потрескивает от напряжения выдыхаемый им воздух. — Будем практичными реалистами! В отношении ребенка может быть единственная альтернатива: я могу либо признать его, либо не признавать. Я взвесил все обстоятельства и, когда понял, что для всех заинтересованных лиц признание было бы катастрофой, пришел к решению, которое принимают тысячи людей ежегодно, когда по различным причинам отказываются от признания детей своими. Я решил отрезать его от себя и не играть никакой роли в его жизни.
— Но...