Богатые — такие разные. Том 2

Я думала о Мэллингхэме. Даже если бы мне удалось каким-то образом спасти его от Корнелиуса, что сталось бы с ним в этом смелом, новом мире Pax Americana, с таким наслаждением предсказанном Корнелиусом? Война всегда вызывает громадные социальные потрясения. Я слишком хорошо помнила послевоенный мир начала двадцатых годов, чтобы не понимать, какое будущее ожидает Европу, снова оказавшуюся в руинах. В ней будут царить нищета, безработица и всеобщее стремление разграбить уцелевшее от войны достояние. Потом возьмет свое социалистическая, если не коммунистическая, партия, и мы узнаем, что такое уравниловка, станем свидетелями крестового похода против унаследованных состояний, искоренения аристократии, безразличия, а то и прямой враждебности к уцелевшим сельским имениям. По натуре консерватор, я с глубокой тревогой всматривалась в эту перспективу, но как социалистка, приняла ее давно и покорно. Величие Англии было построено в предшествовавшие столетия тяжелым трудом миллионов, на радость удачливому меньшинству, но в двадцатом веке эти миллионы неизбежно должны потребовать равенства. И что тогда будет с Мэллингхэмом? Его реквизирует государство? Или его снесут с лица земли и построят на этом месте бунгало для пролетариата? А может быть, Мэллингхэм превратят в многоквартирный дом? Или в отель? Я ясно понимала, что если Мэллингхэм не разрушат ни Корнелиус, ни немцы, то будущие англичане сделают это почти наверняка. Все изменяется. Ничто не вечно. Долгая, блистательная жизнь Мэллингхэма подошла к концу, и мой долг, долг последней Слейд, на которой лежала вся ответственность за этот дом, увидеть, как он умрет, не бесславно, но достойно и величественно.

Думая о Мэллингхэме, я не могла не думать и о себе. Я понимала, что компромисса с Корнелиусом быть не может. Но даже если бы Корнелиуса и не было, разве смогла бы я вернуться к захватывающей мысли о создании второго состояния, которое позволило бы спасти Мэллингхэм от разрушительной силы изменившегося социального строя? Я умела делать деньги. Я уже давно доказала себе это. Но я доказала себе и то, что, жертвуя временем и способностями в погоне за деньгами, я мало видела своих детей, еще меньше этот вот самый Мэллингхэм и растеряла те идеалы, в которые начинала верить со всей страстностью своей матери. Меня привели в такой ужас обстоятельства смерти матери, и я потратила годы на то, чтобы расстаться с ее идеализмом, по, как и говорила Стиву, теперь я смотрела на се борьбу по-иному. Отделив то, за что она боролась, от риторики, очистив от эмоционального сексуального раскольничества, я поняла, что боролась она не столько за избирательное право, сколько за справедливость, за равенство перед законом, за принципы, которые отстаивал Перикл двадцать пять столетий назад, применяя их не к какому-то одному полу, а ко всему человечеству. Я не хотела всю оставшуюся жизнь бить поклоны перед алтарем Мамоны, а хотела работать во имя этих идеалов демократии. Не хотела постоянно жертвовать собой ради Мэллингхэма, а хотела состояться как личность, приносящая пользу другим. Наконец, я хотела, чтобы мои дети росли, не считая меня жаждущей денег незнакомкой, готовой продать свою душу за этот дом, а видя во мне спокойного, близкого человека, с непродажными идеалами, чью любовь не мог бы разрушить никакой цинизм.

Я думала о предсмертных словах Стива: «Мэллингхэм — это как банк, Дайана, он нереален, не воплощен во плоти и крови».

Стив знал истину.

Я слышала решительный голос Элана — голос Пола: «Погоня за деньгами ради самих денег нравственно недопустима, и идеологически отвратительна».

Пол вполне мог в свое время сказать то же самое, но, когда я его узнала, он слишком глубоко увяз в зыбучих песках своей морали, чтобы свободно бороться. Он утратил способность к борьбе с продажностью, и именно поэтому оставил меня в Мэллингхэме еще до рождения Элана. Но я не растерялась. Я была так же глубоко, как и он, втянута в гонку за состоянием и властью, но мне повезло в том, что удалось освободиться от этих зыбучих песков, совершенно так же, как ему повезло встретиться со мной. Потом он упустил этот шанс, и, в конце концов это его уничтожило. Но я смогла сохранить свой шанс и была готова им воспользоваться. Я так и поступила, и выжила.

Пусть Корнелиус держится за свое богатство и за власть! Пусть живет в окружении богов, выбранных им самим! Но перед тем как наши пути навсегда разойдутся, я покажу ему, что против меня он бессилен, и что ни за какие богатства на свете ему не купить мести, о которой он мечтал.

Я должна была победить. Теперь я это знала. Я была на пути к победе, и ничто не могло повернуть меня вспять.

Это понимание меня преобразило, и, встречая рассвет над Мэллингхэмским озером, я с наслаждением разработала план своей великой победы над Корнелиусом.