Богатый

— Люблю индустрию! все что индустрия — меня чарует, — сказал человек лет пятидесяти, брови у него были черные, густые, а низ лица как у обезьяны шимпанзе.

Журналисты и критики не обратили на эти слова внимания, а между тем сами были угнетены неразрешимой загадкой. Залы ломились от картин, действительно замечательных, а тут эти автомобили с поломанными крыльями, изображенные кое-как, ляп тяп и такой успех!

А раз так приходилось и им мудрить. Ну и мудрили конечно, находя несуществующие особенности, будто бы разрешающие проблемы современности.

— Автомобили, автомобили! — говорил критик самый бойкий, — как мы, терпите вы всякие невзгоды. Вы наши друзья, вы неотъемлемы от человечества, от прогресса… Ведь вот, как больно нам видеть ваши изображения в таких изъянах и поломках. Не понесется такой несчастный «Дрин Дрон» за город, не повезет измученную рычаньем машин и бензинным дымом семью подышать чистым воздухом, покачаться на травке.

— А есть ли у автомобилей души? — спросила женщина, у которой на груди был крест.

— Безусловно, — воскликнул профессор, — это когда машина разбита вдребезги, а радиоприемник продолжает работать.

— Жаль, что Богатый этого не изобразил, — вмешался в разговор толстяк, с подтеками у маленьких глазок.

На третий день Богатый пришел на выставку, окрыленный успехом, в новом виде. На нем был, широкий до земли, красный плащ, шляпа черная с лиловым пером, огромные розовые туфли на высоких женских каблуках, в довершение всего этого нос Богатого был украшен большими красными очками. Со всех сторон на нем висели транзисторы и различные индустриальные красоты. Под мышкой, Богатый нес сверток холста и сверток с кистями. Новый тюльпан, вколотый в петлицу, был сделан индустриальным способом из новоизобретенного материала. Прежний Богатый исчез — теперь это был такой человек, который стоит на командной должности и идет проверять посты.

И по мере того как он двигался, шумные разговоры затихали и с новой силой возникали за его спиной. На Богатом долго задерживались глаза самого разнообразного цвета с одним и тем же выражением затаенного восторга.

Проходя мимо рыжего художника, Богатый, нахально глядя ему в лицо спросил: — Ну, что? как делишки, молодой коллега?

Несмотря на грим, художник сразу узнал Богатого по голосу и главное по огромным туфлям.

— Ты, сатана! опять? — прошипел рыжий, сжимая кулаки.

Богатый, взмахнув всеми своими аппаратами, звякая ими, словно амуницией, быстро удалился.

В зале, где были его картины, он вдруг ослеп.

— Ну, и проказники вы, господа! — воскликнул он, протирая глаза, под очками, ослепленные вспышками фотографических аппаратов. Поправив очки, он увидел множество лиц, рук, блокнотов, карандашей. Тут ему стукнуло в голову, что среди публики могут оказаться случайно покупатели зонтиков. Мысль эта его напугала. Некое смущение в фигуре знаменитости уловила и толпа.

— Смущается, такой герой смущается, — подумали все. Видеть скромность у знаменитости было всем очень приятно, ибо скромность великих людей, совсем не то, что простого смертного.

Две дамы, с противоположных сторон, дотронулись до плаща, как бы для того, чтобы не только на взгляд, но и на ощупь проверить существование Богатого.

— Маэстро! — воскликнул человек, обвешенный индустрией, — что, по-вашему, лучше: короткая жизнь во славе, или долгая, простая, обыкновенная?

— Долголетие не мешает славе — ответил Богатый.

— Я в восторге от ваших картин, — возгласила дама, всеми силами своего шарма стараясь обратить на себя внимание.

— Это очень хорошо, — сказал Богатый.

— Вы сочувствуете коммунизму? — спросил густобровый с обезьяньей челюстью.

— Нет, хотя с другой стороны, я конечно преклоняюсь перед некоторыми принципами вашего Ленина, — ответил Богатый. И, помолчав, солидно добавил, — но я его превзошел.

— Вот тебе и раз! — вскричал обиженный коммунист. — Ленина превзойти не может никто! Он гений! Вы только всего-навсего художник, а он все умел!

Тщеславие заговорило в Богатом, да и как ему было не заговорить? Вокруг поклонницы и некоторые прехорошенькие, поклонники, деловые значительные люди.

— Ваш Ленин мизинца моего не стоит! — крикнул Богатый.

— Ленин в сто раз выше вас! — ответил своей обезьяньей челюстью политик.

— Глупости говорите! — вспылил Богатый, краснея и поводя красными очками туда-сюда на подобье автомобильной прочищалки ветрового стекла. — Ленин! Ленин, вы все им бредите. Моя операция и его, разве можно сравнить?

— Картинки с поломанными автомобилями? — крикнул спорщик.

— Да и это! А зонтики забыли!? — На этом восклицании Богатый запнулся, принял таинственный вид и начал поворачиваться, пытливо обводя кольцо окружения очками.

— А-аа! Зонтики! — послышался голос из задних рядов, — а я-то сомневаюсь: как будто тот самый мошенник! он, или не он, думаю?.. А если б ты, знаменитость, туфли сбросил, так я бы тебя сразу узнал.

— Попался, — подумал Богатый, — вот дурак! как же я так?