Богатый

Передав сестру невесты корреспонденту, он хватал то одну, то другую девицу. Творил такое, что высокая девушка с длинными мускулистыми ногами громко завизжала. Другая, коротенькая, грудастая, если бы Богатый не увернулся, обязательно въехала бы ему кулаком в морду. Увернувшись, Богатый завопил: — Пейте, братцы, за все плачу!

А уже хозяин (рад стараться) с лакеем таскал, лавируя среди танцующих, всевозможные напитки.

И музыкантов Богатый поил. Усевшись за стол, он подзывал к себе кого попало и заставлял пить. Дым стоял коромыслом. Джаз гремел все неистовее. Атмосфера становилась душной и вонючей. Богатый вел к тому, чтобы развязать страсти. Это ему как вообще все всегда удавалось. Девичий визг, выкрики, топот ног, звон стаканов действовали на опьяневшие головы так, что не только кавалеры, но дамы потеряли последние остатки скромности. Тут Богатый доставил еще одно внезапное удовольствие: он потушил свет. В темноте Богатый залился раскатистым хохотом.

— Только раз в жизни живем! — кричал он. — Делайте, что хотите. Радуйтесь, веселитесь. Я вам все позволяю.

Джаз замолк. В тишине слышались шорохи, вздохи, визг, призывный смех прерывался звуками поцелуев.

Богатый зажег свет. Вид залы удовлетворил Богатого, дело явно приближалось к бесстыдной и дикой оргии. На столах, под столами, прижатые к стенам, растрепанные корчащиеся тела промелькнули и снова скрылись в темноте.

Вдруг пронзительно вскрикнула невеста. Богатый повернул выключатель. Среди вспыхнувшего света невеста, схватившись за живот, упала на стул. Богатый подскочил к ней. В зале начался переполох, многие очнулись и окружили невесту. Жених спрашивал:

— Что с тобой? Болит, где болит? — чуткий слух уловил бы в голосе Богатого тщательно скрываемые нотки радости.

Но откуда было взяться чуткому уху? Оглушенная публика видела перед собою наоборот убитого горем человека, который стоял на одном колене и обнимал двумя руками тоненькие ноги своей возлюбленной. Невеста не отвечала, она только корчилась и стонала. Пробившись сквозь толпу, хозяйка предложила перенести больную в свою комнату.

Сын мясника, хотя и не твердо держался на ногах, взялся за это дело. Он поднял на руки и понес то тело, что весь вечер заставляло его мучительно страдать от вожделения. По правую его руку свисали тоненькие ножки в туфлях с ангелом и чертом, коротенькая юбчонка закатилась так высоко, что между штанишками и чулком сияло ему прямо в глаза живое тело бедра. Левая рука чувствовала, как скользит легкая материя по спине драгоценной ноши. Невеста порывисто дышала, легкий стон срывался с ее голубых губ. Приближалась постель в комнате хозяйки. В пьяной голове сына мясника создавалась иллюзия, совершенно противоположная действительности. Не будь тут же рядом Богатого и хозяйки, сострадания к больной у него ни под каким видом не оказалось бы. Подавив усилием воли свою похоть, он положил невесту на постель и, заскрежетав зубами, отошел в сторону.

Богатый ломая руки просил хозяйку вызвать скорую помощь. Присев на край постели, он начал растирать себе колени. Повернув голову к стенке, невеста пролепетала: — Я снаю, ты хотел этого.

— Ну, как ты можешь так думать? как тебе не стыдно. У нее бред, — обратился он к хозяйке. Но она не очень поверила. Тогда Богатый зарыдал и приложил свою огромную лапу с бриллиантом на пальце к огненному лобику невесты. Растворяя красную краску ресниц, красные слезы обмочили пальцы жениха.

Хозяйка, выгнав из комнаты любопытных, пошла звонить по телефону.

— Если ты будешь при людях болтать чепуху, я не посмотрю, что ты больная, — прошептал злобно Богатый.

— Я зе тебя плосила не надо тансевать, — упорствовала девица. Богатому стало не по себе, жалость вкралась в его сердце. Сквозь страданья на лице невесты проступало нечто новое, человеческое. Эти нарощенные искуственно зубки, и это платье с надписями, и прическа с разноцветными кудрями, все это вдруг показалось Богатому пустым и никчемным.

Когда в комнату вошли санитары в белых халатах, Богатый очень удачно выдавил из своих глаз слезы. Это он умел делать, ибо в таких случаях всегда вспоминал о своей гениальности, которая приводила его в такой восторг, что слезы могли литься даже рекой.

Богатый сел рядом с шофером, и карета скорой помощи помчалась. В больнице все блестело. Белый лак покрывал стены. Приемная освещалась длинными белыми трубами. Сестра в белой косынке начала прием больной с таким видом словно больная, собственно говоря, нечто далекое и не важное в сравнение с тем, что о ней скажут бумаги.

Удостоверившись, что бумаги в порядке, она еще долго писала новые бумаги.

Наконец больную унесли. Богатого не пустили. Сестра сидела за высоким бюро и еще дописывала что-то в толстой книге. Богатый уселся в мягкое кресло на низких ножках, взял из кучи наваленных на столе журналов первый попавшийся ему под руку. Листая его, он вдруг увидел знакомую фотографию: тот же профессор в белом халате резал живую собаку и собака лизала ему руку. — Это у того дурака седого художника я видел, — вспомнил Богатый.