Богатый. Свободный. (не) Мой

– Знаешь, я тоже решила, что глупо ограничиваться кем-то одним. Тем более, когда есть столько возможностей.

– Врешь! – рыкает он чересчур громко.

– Почему ты так думаешь? Ты же знаешь, я люблю потрахаться. А тут мужики и поинтересней, и побагаче. Так что борщи варить и котлеты жарить придется научить твою Машу или Глашу.

– Тыыыы, – это слово вырывается со свистом.

Белов делает ко мне шаг. Вся его поза несет угрозу.

– Пошел вон. И больше здесь не появляйся.

Все-таки перейти к открытой агрессии он не решается.

– Приползешь еще! – выкрикивает, садясь в свой шикарный автомобиль.

Взвигивают колеса, машина трогается с места. Потом резко сдает назад. Почти на меня. И под ноги мне вышвыривают цветы, которые бордово-зелеными пятнами рассыпаются на белом снегу. Разглядываю их какое-то время, ни о чем не думая. Затем носком сапога отшвыриваю ближайший цветок.

Ничего у меня с этим человеком никогда не будет.

Он не оправдал моих надежд.

И этого я ему не прощу.

– Ты – безжалостная, – слышу вдруг красивый голос.

Я Влада даже не заметила. Давно он тут? Хотя какая разница?

– А ты – разве не такой? – решаюсь произнести вслух то, что думаю.

Он молчит.

Осматриваю в последний раз замерзающие цветы и иду к метро.

Холодов меня не останавливает.

Хватит на сегодня драм.

Глава 7

Матвей

В свете фонарей наблюдаю, как Артем, Харитон и Борис о чем-то оживленно разговаривают недалеко от входа в ночной клуб. Смеются. Молодые, беззаботные. С модными стрижками, в брендовых шмотках, с дорогими телефонами, с карманами, набитыми деньгами.

И вспоминаю хрупкую девочку с пакетом с лекарствами и с синяком на поллица, трясущуюся у палаты бабушки, которой стало плохо, когда она увидела внучку, пришедшую со школы.

Вспоминаю и задаю в который раз себе вопрос – что за сука эта жизнь? Почему так?

Не то, чтобы жду на него ответ. Знаю, его не будет.

Но в такие моменты очень хочу его услышать от кого-то более взрослого и более умного.

Мне везет. Артем и Харитон садятся в подъехавшую тачку, а Борис остается. Подъезжаю к нему ближе, натягиваю капюшон толстовки на голову так, чтобы не было видно лица. Не торопясь, выхожу из машины.

Он выбрасывает окурок в сторону. На меня не обращает никакого внимания. Кто и что может ему сделать? Кто осмелится? Полная уверенность в собственной неприкасаемости служит ему плохую службу, потому что поравнявшись с ним, я провожу удушающий. И заталкиваю бессознательное тело в неброскую " Приору", которой и делать у этого клуба нечего.

Никто не заметил, что произошло. А если и заметил, то благоразумно промолчал. Вот она – одна из граней человека – равнодушие. Не вмешиваться в то, что тебя не касается. Не зашищать слабых, не отстаивать справедливость. Быть как все.

Сажусь на водительское место, трогаюсь с места, отъезжаю в какой-то темный переулок и связываю свою добычу. Он еще не очнулся. Да пока и не надо. Покидаю пределы Москвы. Сегодня Крещение, и моя потрепанная машина не вызывает особого интереса у полицейских. Они устали. Им надоели новогодние праздники, пьяные дебоши. Люди, очевидно, тоже. Мне это на руку.

Доезжаю до съезда к водоему. Про это место узнал несколько дней назад. Здесь тихо и никого нет. Только зима, ночь, мороз и снег. Вылезаю из теплого салона. Иду к воде и разбиваю тонкий лёд на подготовленной заранее проруби. В ночи громко раздается хруст снега под ногами, когда возвращаюсь обратно к машине.

Борька очнулся. Узнал меня и решил, что все это – шутка.

– Белов, ты охуел?

Губы сами собой расползаются в ухмылку, обнажая крепкие зубы.

– Не-а. Это ты и тебе подобные охуели. С чего ты решил, что сможешь безнаказанно издеваться над другими и тебе за это ничего не будет? Из-за папы?

Борька тоже лыбится.

– А чё ты мне сделаешь? Ну, чё? Чё ты можешь?

Вот это он зря. Те границы, за которые я не смогу зайти, мне пока самому не известны. В жизни меня тормозят от края две вещи – это мать и страх. Страх не того, что мне придется отвечать за то, что натворил, а страх перестать быть человеком. Потому что знаю за собой – могу сорваться. А потом, как бы не хотелось, обратно уже не встать. Даже на то место, откуда упал.

– Борь, тебе нравиться над людьми издеваться? – спрашиваю ласково.

Мне на самом деле интересно. Хотя я не думаю, что он мне ответит. Еще и честно.

Ну, а вдруг?

Жду минуту, вторую, однако отвечать он не торопится, прожигая меня гневным взглядом.

– Ты на меня не глазей так. Я ж не Алиска. Не хочешь мне об этом говорить? Ну и ладно. А мне вот иногда нравится. Тебе не повезло. Сегодня как раз такой день.

Вытаскиваю его из машины. Он связан по рукам и ногам, но все равно дергается и орет благим матом, пока я его тащу за ноги к воде.

Все ж таки не очень я нормальный.

Над водой склонилась припорошеная снегом ива. Цепляю веревку за ствол дерева и поднимаю парня вверх. Голова его почти касается водной поверхности.

Он перестает горланить и тихо спрашивает:

– Ты что собрался делать?

– Грехи тебе отпускать. Сегодня самое время. Дыхание задерживай, – советую ему и перестаю держать веревку.