Богатыри не мы. Новеллы

«Угу, как же! – остудил его пыл насмешливый внутренний голос. – Прикинь, приходишь ты такой в родное семнадцатое отделение: спасите-помогите, отправил собственными руками бабло, но не помню кому и по какому поводу. И вообще ни хрена не помню. Вот как дружок мой, Кузин Дэ Эл, ссылочку на программу среди ночи прислал, – так и не помню. Какую программу? Понятия не имею. Зачем прислал? Ну, понимаете… я, как бы это помягче выразиться, временами одержим духом моего покойного отца… нет, темные очки снять не могу. Еще отражусь в каких-нибудь незамутненных интеллектом глазах, вам тогда всем мало не покажется…»

Едва удержавшись от того, чтобы в сердцах не плюнуть пеной от зубной пасты в стену, где еще недавно висело зеркало, Майк кое-как завершил утренний туалет и поплелся одеваться.

«А с другой стороны, Димка не виноват, – думал он через несколько минут, заваривая на кухне кофе. – Он же мне помочь хотел. И потом, честно предупредил: мол, не знаю, что в том письме… Хотя, мог и соврать. Ведь мог же? Чччерт, сейчас башка взорвется!»

Безо всякого удовольствия съев глазунью из трех яиц с колбасой, Майк залез в тумбочку под микроволновкой и достал бутылку, в которой плескалось граммов сто пятьдесят рома. Внутренний голос на редкость сварливо напомнил, что бутылка была куплена всего-навсего позавчера и что он, Майк, такими темпами сопьется на хрен. То-то дохлый папочка будет рад-радешенек, что сынок по его стопам пошел!

Как обычно, напоминание о Потапе подействовало отрезвляюще: дохлебывать ром из горла Майк передумал. Вознаградив себя в качестве компромисса парой ложек в кофе, он кинул в чашку три куска любимого тростникового сахара, продегустировал и со вздохом долил еще, прямо из бутылки. Снова попробовал и, удовольствовавшись полученным вкусом, отправился с чашкой в комнату.

– А позвоним-ка мы Кузину! – преувеличенно бодрым голосом объявил Соколов по дороге. – Он же говорил, что кому-то там его письмо помогло? Говорил. Вот пусть теперь и…

Закончить мысль Майк не успел: лежащий на столе мобильник зажужжал, сигнализируя о получении эсэмэски.

«Oplata poluchena, – сообщал Соколову некто, чей номер оказался ожидаемо скрыт. – Ozhidayte zakaz v techenie blizhaishey nedeli. Pri raskritii podrobnostey postoronnemy litsu do polucheniya zakaza sdelka schitaetsya annulirovannoy v odnostoronnem poryadke s sohraneniem za isponitelem 100 % poluchennoy predoplati».

Несколько секунд Майк смотрел на погасший дисплей телефона. Потом глотнул из кружки, не почувствовав вкуса, и простонал:

– Справка выдана иностранцу с табуреткой. Подтверждается, что слона он купил в нашем магазине. Покупайте наших слонов!

* * *

Кто бы мог подумать, что семь дней – это так невозможно долго!

Майку все опротивело. Первом делом – люди. Видеть-слышать не хотелось не только друзей и родных, но и вообще никого. При одной мысли, что он тут медленно, но верно загибается в четырех стенах, на потолок лезть готов, а по другую сторону квартирной двери все хорошо, хотелось выть от несправедливости, тоски и злости на всех и каждого из обитателей шара земного. Которые могут жить, как им хочется, по двадцать раз на дню глядя в зеркала и прочие отражающие предметы, не рискуя… да вообще ничем! Ну, в худшем случае, обнаружить у себя на одежде пятно, или, там, размазавшийся макияж и растрепанную ветром прическу. Опять же, незаслуженная награда – это одно, а незаслуженная кара – совершенно другое. Провинился – получи, все честно. А тут выходит, что за мерзкий характер и дурные привычки одного расплачивается другой, и нет у него практически никакой возможности этой расплаты избегнуть. Да и бесцельно шататься по улицам, пусть даже самым безлюдным, не хотелось. Природе-матушке, видимо, Майк Соколов тоже чем-то не угодил: невзирая на близость марта, город накрыла серая беспросветная хмарь. Холодная и влажная, она то завывала пронизывающим ледяным ветром из подворотен и с набережных, то поливала частыми дождями пополам со снегом, а под ноги норовила сунуть если не грязную лужу, то уж обледенелый асфальт – наверняка.