Богатыри не мы. Новеллы

Потом опротивели искусства. Слова в книгах забывались сразу же после прочтения. Кино, музыка, игры раздражали беспорядочно мелькающими перед глазами картинками и резкими звуками, от которых издерганный Соколов шарахался, словно среднеазиатский разнорабочий с просроченной регистрацией от полицейского патруля. Смысл видимого и слышимого ускользал, не успевая обработаться мозгом, оставляя после себя лишь досадливое ощущение ненужной, пустой и даже в чем-то постыдной суеты. Даже бездумное листание Интернета не спасало от хандры. То есть ноут-то стоял включенным круглосуточно, но толку? На третий день пытки, подбежав к нему в шестой, кажется, раз за час, Майк положил себе за правило проверять, не пришло ли какое-нибудь сообщение в «болталку» или на почту, не чаще раза в шестьдесят минут. Не хватало еще грохнуть в сердцах ни в чем не повинный агрегат, очередной раз увидев пустое содержимое папки «входящие». Зато теперь Соколов знал: если забить словосочетание «Письмо НеСчастья» в поисковик, то вывалится примерно 627 тысяч результатов полнейшего ничего!

Следующим капитулировал аппетит. Точнее, не так. Пару первых дней, когда Майк еще поддерживал относительную активность, он испытал нечто вроде булимии и здорово подчистил запас продуктов в доме. Но уже на третий, притащившись ближе к полудню на кухню, Соколов понял, что готовить, – а главное, есть! – не возникает ни малейшего желания. Дальше – хуже. Даже самые любимые блюда не радовали ни глаз, ни желудка, а к концу этой «страстной недели» и вовсе были способны вызвать тошноту. Не говоря уж об алкоголе и нежно любимом кофе. Выбросив в мусорное ведро даже не распечатанную упаковку роллов с жареным тунцом, которую он позабыл убрать в холодильник, Майк решил больше не тратить деньги зря. Да и на оставшиеся после оплаты неведомого заказа крохи все равно не пошикуешь.

А главное – сон. Со сном было хуже всего. Стоило Майку смежить веки, и перед глазами торжествующим сатиром являлся Потап. Злорадно оскалившись, потрясал кулаками. Хрипел отборные ругательства сквозь желтые от никотина зубы. Бешено вращал глазами, закатывая их так, что оставались лишь грязноватые белки, пронизанные полопавшимися сосудиками. Брызгал слюной, суля сыну-предателю адовы муки. Когда же Майку все-таки удавалось заснуть, он проваливался в тяжелое, словно мокрый войлок, беспамятство, совершенно не приносящее отдыха. Большую часть дня он просто валялся на незастеленном диване, тупо пялясь в потолок. На потолке, разумеется, не было ничегошеньки интересного. Но, что куда важнее, не было там и зеркал.

И вот, наконец, жуткая неделя ожидания невесть чего прошла. Прошла, – но ничего не произошло. С двенадцатым ударом часов на Майка не свалилась панацея, и вообще ничего не свалилось. Просто наступил еще один день. И в этот день никто не слал Соколову и-мейлов, эсэмэсок и голосовых сообщений. Никто не писал в ненавистную «болталку», не звонил по телефону и не колотил в дверь. Казалось, весь мир забыл о Майке. А может, просто исчез. Или это Майк провалился в какую-то дыру вне времени и пространства и теперь обречен до конца своих дней хуже, чем на одиночество – на компанию Потапа Соколова. От этих мыслей вдруг стало настолько жутко, что Майк, вскочив с дивана, бросился к окну. С трудом опустив дрожащими, ослабевшими пальцами запорные ручки, распахнул створку и, до половины высунувшись в ночь, прислушался.

Хруст льда под колесами редких машин…

Лязг железной двери в подъезд за спиной позднего прохожего, спешащего домой…

Далекое эхо автосигнализации, разносимое ветром между домами…

Короткий дикий мяв напуганного кем-то кота…

Пьяная перебранка подростков, в любое время года оккупирующих лавочки на детской площадке…

Никогда еще все эти звуки не доставляли Майку такого удовольствия!

Вытерев непрошеные слезы, он закрыл окно, только сейчас почувствовав, насколько замерз.

– Нну, мможет, они как-нибудь по-другому считают? – бормотал Соколов, рысью устремляясь в душ. – Ничего, утро вечера мудренее, – убеждал он себя, с наслаждением подставляя то один, то другой бок под тугие струи горячей воды. – Или вдруг какая накладка? Это ж Россия, тут всякое может произойти, – напоминал он самому себе, жужжа феном. – Не может же быть, чтобы меня банально кинули. Ну, правда. Кузин же говорил, что очень крутых людей это письмо спасало. Значит, и меня спасет. Обязательно спасет. Нужно просто еще немного подождать. Совсем немного…

Странно, но той ночью он, кажется, впервые за всю неделю спал спокойно.

Увы, пробуждение не принесло ожидаемого облегчения: все системы оповещения по-прежнему молчали.

«Неужели все-таки кинули?» – мрачно размышлял Майк, размешивая в кружке очередную ложку сахара. Чай давно остыл, а углеводов в нем содержалось уже с явным избытком. И это притом, что Майк уже лет двадцать не пил чая с любым количеством сахара, а конкретно сейчас пить не хотел вовсе. Просто безостановочное движение ложечки в кружке странным образом успокаивало. Сначала по часовой стрелке. Потом против. Повторить. Досыпать. Повторить…