Богатыристика Кости Жихарева

«Сказка – ложь, да в ней намек»! Память о древнем обычае инициации сохранилась у потомков – правда, в искаженном виде. Семь богатырей – это те же самые мальчишки-иницианты, отбывающие пограничную повинность в доме, куда не допускаются женщины (царевна-то живет у них «без всякой славы», то есть тайно). Стреляют они серых уток ради пропитания, а чужаков гоняют, потому что у них такое задание.

Но вот «пятигорского черкеса» веселый Александр Сергеевич вставил из озорства – Кавказская война была уже тогда самой что ни на есть современной. Получился анахронизм. Живи поэт в наше время, он мог бы сочинить что-то вроде

…Иль мочить в тиши сортира
Полевого командира.

И уж, конечно, незаконное проживание прекрасной царевны должно было иметь последствия – и в жизни, и в сказке. Как событие чрезвычайное.

Вот так пограничная хибара для мужающих отроков постепенно и превратилась в эту самую богатырскую заставу…

А в европейской сказке про Белоснежку, между прочим, выродилась она в рабочую общагу семи гномов! Так им и надо!

…Кабы жили на заставе богАтыри,
Недалеко от города – за двенадцать верст,
Жили они да тут пятнадцать лет.
Тридцать-то их было да со богАтырем;
Не видали ни конного, ни пешего,
Ни прохожего они тут, ни проезжего,
Ни серый волк тут не прорыскивал,
Ни ясен сокол не пролетывал,
Ни нерусский богатырь не проезживал.

Во как наши-то всех запугали! Пятнадцать лет живой души вокруг не было!

На самом-то деле богатырская застава держала под контролем дорогу на стольный град. Ездили и ходили, конечно, по дороге разные люди, но миновать заставу не имели права. Иначе на чужаков обрушивался богатырский гнев:

– Вор, собака, нахвальщина!
Зачем нашу заставу проезжаешь —
Атаману Илье Муромцу не бьешь челом?
Податаману Добрыне Никитичу?
Есаулу Алеше в казну не кладешь
На всю нашу братию наборную?

Что-то знакомое, не правда ли?

Застава была и пограничным пунктом, и таможней, а в случае чего – и передовым заслоном. И стольному граду приходилось эту заставу кормить, иначе она только самоснабжением и занималась бы.

Заставой же именовался конный патруль – групповой портрет такого патруля мы видим на известной картине Василия Васнецова. Причем с точки зрения нарушителя границы…

Так что правильно Костя думал – напоминала она военный городок. Со всеми необходимыми хозяйственными службами.

В чем учащемуся Жихареву еще предстояло с прискорбием убедиться.

Дедовщинушка на заставушке

– Ну я попал! – сказал Костя. – Ну ты меня подставил! Мало того, что деревянными мечами без отдыху колотимся, так еще вечный наряд по кухне!

Выпала Жихареву малая минутка передышки, так он сразу бросился искать Колобка, чтобы пожаловаться.

– Сам виноват, – сказал Колобок. – Надо было сидеть в гнезде на дубу да былины штудировать, а не в шашки играть с подозрительными личностями! Мог бы и наперед узнать о здешних порядках…

– Откуда? – взвыл Костя.

– А сборник былин тебе на что был даден? – спросил вожатый. – Там черным по белому прописано: «Застава богатырская»… Давай-ка поглядим!

Достал откуда-то из-под кафтанчика толстый том, безошибочно отворил и прочитал:

Тридцать-то было богатырей со богАтырем:
Атаманом-то – старый казак Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович,
Податаманьем Самсон да Колыбанович,
Добрыня-то Микитич жил во писарях,
Алеша-то Попович жил во поварах,
Мишка Торопанишка жил во конюхах…

– Понял? Если уж сам благородный грамотей Добрыня здесь всего лишь писаришка штабной, а Попович удалой репу чистит – так кто тут с тобой-то, мокрогубым, церемониться будет? Походи в паробках – авось к седым годам до оруженосца дослужишься…

– А что такое – паробок?

– Слово «паужин» знаешь?

– Знаю, – сказал Костя. – Так только старухи говорят. А в летнем детском лагере это называется полдник…

– Интересные у вас полдники – в пять часов вечера! Так вот, паужин значит – дополнение ужина. Паводок – дополнительная вода. А паробок – дополнительный работник, подсобник. В украинском языке слово «парубок» до сих пор живет… Я же говорю – всегда спрашивай о значении слова у самого языка – он ответит! Только вдуматься надо!

– Некогда мне вдумываться, – сказал Костя и чуть не заплакал. – Совсем загоняли… Один Еким за меня заступается. Он у Алеши оруженосцем работает…

А он-то еще житье у Патрикеи Маркидоновны каторгой считал!