Богдан Хмельницкий

И снова дорога. И снова вконец ограбленные ханской ордой села и города. Невозможно было смотреть на пустые хаты, на безжизненные дворища, в которых нередко виднелись трупы людей.

Вдруг карета остановилась.

— Что случилось? — спросил он подскочившего к окну сотника.

Тот показал на казацкое войско, скачущее навстречу. Через минуту первые казаки были уже около кареты. Один из них соскочил с коня и подошел к карете. Хмельницкий узнал в нем своего давнего друга Ивана Сирко, которому поручил казацкое войско, оставшееся с татарами после Жванецкой битвы. Полковник низко поклонился и с волнением в голосе проговорил:

— Извини, батьку Хмелю, что осмелились потревожить тебя. С трудом мы оторвались от хана, который возвращается в Крым и хотел нас силой затянуть туда же. Татары страшно издеваются над Украиной. Хватают в ясырь наших людей, грабят. Узнали мы, что из-под Литвы в Крым возвращается более пятнадцати тысяч воинов ханской орды, отягощенных добычей, с сотнями пленников. Как смерч пронеслись они по Украине, предавая людей смерти, а жилища их — огню. Орда мимо Киева проходить будет. Дозволь, батьку Хмелю, по справедливости поступить — освободить братьев и сестер наших из неволи.

Хмельницкий вышел из кареты, расправил затекшие ноги, пошевелил крепкими плечами и оглядел подъехавших казаков. Подойдя к полковнику, он одобрительно проговорил:

— Доброе дело задумал. Только мало вас.

Потом приказал своему сотнику:

— Возьми сколько нужно казаков и поспеши в Чигирин. Там девять тысяч низового войска меня ожидает. Бери его и скачи нам на помощь. А я вот с этим да с охранной сотней пойду навстречу орде.

Хмельницкого словно подменили. Куда подевалась усталость, угнетенность. Он велел подать себе коня, вскочил на него по-молодому, на рысях проехал вдоль казацкого строя и, возглавив его, приказал казакам следовать за ним. Те, словно ожидали этого, с выкриками: «Ура! Слава нашему Хмелю!» — поскакали за гетманом.

Из летописи Самуила Велички: «Такие сведения получивши, Хмельницкий двинулся прямо и спешно на Белогородку на Межигору и там где-то около Межигора, с ордой встретившись, вступил в бой, в котором при всесильной помощи божественной всех татар тех разгромил и наголову поразил так крепко, что едва какой-то десяток их смог от того поражения спастись и хану об оном принести известие. Добычу татарскую всю позволил Хмельницкий казакам своим, в той войне трудившимся, подуванить, ясырь весь отбитый польский и литовский отпустил свободно в дома их…»

24 декабря 1653 года вечером гетман вернулся в Чигирин. Он тут же пишет письмо русским послам Бутурлину и Алферьеву с просьбой поспешить в Переяслав для переговоров. А 26-го утром отправляет нарочного вместе с низовым Запорожским Войском с благодарственным письмом на Сечь. «Отпускаем к вам Войско ваше низовое Запоржское, которое вы прошлым летом по желанию нашему в связи с военной необходимостью против неприятелей поляков выступить к нам прислали, и за прислание оного весьма вам благодарны и впредь убедительно просим».

Хмельницкий отмечал, что еще в прошлом году спрашивал совета у кошевого атамана и всего низового Запорожского Войска по делу о воссоединении, но ответа до сего времени не получил. Он просил, чтобы на это письмо, посылаемое с нарочным, ответ был дан незамедлительно.

Отправив письмо и войско на Запорожье, Хмельницкий в тот же день встретился с русскими послами Родионом Стрешневым и Мартемьяном Бредихиным. Они прибыли на Украину еще в октябре 1653 года и все ждали, когда Хмельницкий вернется в Чигирин.

Принимали русских послов очень торжественно. Подняв чашу за здоровье государя, гетман приказал стрелять из пушек.

Переговоры вели Хмельницкий и войсковой писарь Иван Виговский. Обсуждались вопросы, касающиеся будущего воссоединения и оказания Россией военной помощи Украине в борьбе с поляками. В этот день переговоры не окончились. 27 декабря 1653 года к русским послам пришел Виговский и передал, что гетман их принять не сможет, так как уехал «для своих потреб и Субботов».

Грустные были это «потребы»: гетман хоронил и деревянной Михайловской церкви сына Тимофея. Ильинская церковь, которую он возводил как семейную усыпальницу тут же около своего двора, еще не была достроена.

Вернулся Хмельницкий из Субботова 28 декабря грустный и отрешенный. На следующий день он снова встретился с послами, те не узнали гетмана. Молча встретил он Стрешнева и Бредихина вместе с сыном Юрием. Виговский принес гетману письмо к государю, скрепленное войсковой печатью. Хмельницкий взял его в обе руки и, поцеловав, вручил Стрешневу. Он передал благодарность государю за милость к нему и войску и просьбу — прислать ратных людей на помощь, «потому что чает он нового королевского прихода вскоре, ныне в великий пост или вскоре после светлого воскресенья».

После обеда гетман так и остался за столом. Прощаясь с послами, глухо проговорил:

— Не удивляйтесь и не держите обиды, что не могу вас проводить сам. Большая печаль подкосила меня.