Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Даже в лес вошли хоругви прикрытия, чтобы не позволить Хмельницкому атаковать справа, а тыл и левый фланг надежно защищали реки и болота. Все польские офицеры знали, что украинский гетман не любит атаковать прямо в лоб и радовались, что в этот раз их командиры не оставили ему выбора. Опытные бойцы просили региментарей не расслабляться, ибо «никто не знает, какие еще хитрости и выкрутасы сделает Хмельницкий, чтобы свести все наши усилия в ноль». Они, как и все войско знали, что всего в пяти километрах от польского лагеря стоит такой же семикилометровый табор Войска Запорожского.

* * *

Хмельницкий после долгих раздумий не стал повторяться и бить готовых к его атаке поляков на переправах. На этот раз Богдан решил дать фронтальное сражение в равных для противников условиях, разгромная победа в котором могла закрыть для Украины проблему Речи Посполитой. Гетман прозорливо верил, что мужество, опыт и любовь к родине, умноженные на боевое мастерство казаков, могут переломить у Берестечко двойное польское преимущество.

Ислам Гирей заявил, что ему удобней атаковать слева, а не с традиционного правого, в этот раз болотистого фланга, и встал с ордой на левом фланге Хмельницкого, откуда было очень удобно атаковать казацкий тыл. Хмурый Богдан молча приказал генеральному обозному Михаилу Чарноте особо укрепить казацкий лагерь слева и с тыла.

По всему многокилометровому периметру колоссального прямоугольника из нескольких рядов скованных цепями возов с оглоблями и дышлами вперед, были выкопаны шанцы и ретраншементы, земля из которых пошла на валы, поднявшиеся выше телег. Еще впереди были рядами вбиты острые колья и ржавое оружие и выкопаны волчьи ямы с пиками внутри. В валах и окопах казаки сделали по несколько ворот на всех таборных сторонах, за ними на возвышениях поставили пушки, охранявшие входы от возможного прорыва. Еще сто орудий стояли батареями по всему фронту. По центральной линии табора были поставлены высокие и широкие срубы с землей, с каждого из которых в четыре стороны смотрели угрюмые пушки, готовые оказать помощь там, где она понадобится. По валам и окопам были приготовлены места для трех рядов казаков, задние из которых должны были заряжать мушкеты передним и заменять убитых и раненых. Внутри табора были места для резервов, отдыха, перевязочные, а боеприпасов и продовольствия было приготовлено на три месяца на сто тысяч человек, не считая припасов для орды. Богдан увидел сделанный за три дня табор и немного успокоился – этот лагерь любой враг мог взять только предательством или измором. Или расстрелять в упор из осадных орудий, которых в коронном войске не было.

* * *

17 июня в шатре Хмельницкого прошел совсем не получившийся союзный военный совет. Возбужденно-задумчивый Ислам Гирей сказал гетману:

– Ты убеждал меня, что поляков тридцать тысчяч, а я вижу множество воинов. Начинай сам. Если завтра ты не покончишь с поляками, пеняй на себя. Эта битва плохая, в праздник воевать нельзя и наш поединщик утром упал головой к орде.

На слова Богдана о том, что хан вчера обменялся письмами с королем, тот ответил:

– Ну и что?

Угрюмый Хмельницкий попросил Ислам Гирея, что если орда сражаться не будет, пусть хоть в казацкие спины не бьет. По плану сражения огромная масса регулярных казацких полков во главе с Богуном выстраивалась против левого польского крыла Калиновского, Хмельницкий с пехотой и артиллерией резервами расположился в центре, слева и чуть сзади, напротив короля Яна Казимира с гвардией, пушками, немецкими наемниками и панцирными гусарами, а крымская орда располагалась против правого фланга Николая Потоцкого.

Утром 18 мая особый казацкий отряд, вооруженный только саблями и запорожскими кинжалами без гарды, в предрассветной тишине напал на немецкий авангард перед польским лагерем, вырезал его в ноль и без потерь и раненых вернулся к своим. Весь день казаки и татары пытались отрезать польскую конницу от пастбищ, и первый день битвы под Берестечко прошел в ожесточенных локальных сшибках. Ислам Гирей опять вежливо предложил Хмельницкому начать уже совместные переговоры в Яном Казимиром, гетман так же вежливо отказался и попросил хана не принимать резких стратегических решений до того, как казаки разобьют поляков и крымский монарх почему-то задумался. В плотном и причудливом тумане обе стороны легли спать.

Утром 19 июня туман, окутавший всю громадную равнину у Стыри, поднялся в небо только к девяти часам и противники, выстроившиеся для битвы, увидели, что войска стоят очень близко друг к другу, прямо на расстоянии орудийного выстрела. Все видели, что количество воинов с обеих сторон приближается чуть ли не к пятистам тысячам и никто не торопился начинать это очевидно ужасное генеральное побоище, в котором крики раненых и стоны умирающих сможет заглушить даже не артиллерийский огонь, а только шум бежавших потоков крови.