Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Три дня Ислам Гирей останавливал татарские чамбулы и мурз, отступавших форсированным маршем по трем дорогам. Три дня хан обещал гетману помощь и тянул время, обещая и тянул, тянул и обещал, но остановил только пять тысяч воинов. Только 24 июня союзники с собранными чамбулами повернули на Берестечко, но внезапно хлынул сумасшедший проливной дождь и мурзы отказались повиноваться хану и продолжать поход говоря, что такой ливень – это совсем плохая примета. Хмельницкий с характерниками попытался вернуться к своему войску, но Ислам Гирей, окруживший его тысячей гвардейцев-сейменов с луками наготове, удержал гетмана силой, вежливо говоря при этом, что надо собрать орду у Староконстантинова, а уже оттуда идти на Берестечко. Хмельницкий стал заложником Ислам Гирея и уйти от тысяч татарских луков без сменных коней даже с характерниками было невозможно.

Оставшееся без Богдана казацкое войско во главе с Джеджалием и Богуном за ночь сделало свой новый табор неприступной крепостью, окруженной валами и рвами высотой и глубиной более трех метров. С трех сторон табор без осадных орудий взять было невозможно, на четвертой были река и болото. Оружия, боеприпасов и продовольствия было довольно и военный совет решил отбиваться на месте и ждать гетмана.

Поляки окружили табор своими валами и шанцами и взяли его в осаду. Почти триста тысяч жолнеров, наемников, шляхтичей и их военных слуг плотно обложили около ста тысяч казаков и посполитых. На королевском военном совете магнаты предлагали штурмовать лагерь сразу с трех сторон, день и ночь его обстреливать из орудий, построить плотину и затопить, говорили, что «стоит ли терять благородную кровь, чтобы получить хлопские отребья; осадим их измором и хлопы наклоняться перед нами».

Военный совет постановил держать табор под непрерывным обстрелом, выяснить возможность его затопления, на всякий случай поставил за болотом с четвертой тыловой стороны полк Ландскоронского и послал во Львов за осадными орудиями, чтобы начать удобный казацкий расстрел.

Все попытки казаков прорваться в разных местах из табора были отбиты поляками в ожесточенных ночных и дневных боях. Последней ночной вылазкой Богун перебил полк немецкой пехоты, заклепал несколько пушек и разъяренные королята решили начать с ним переговоры, объявить мятежникам амнистию, выманить из валов, обезоружить и перебить все сто тысяч, после чего объявить казацкое сословие уничтоженным, а хлопов – рабочим скотом.

29 июня прибыли осадные пушки из Львова, тут же открыли непрерывный огонь и в таборе начался ад. Поляки заканчивали инженерные работы по его затоплению и довольный Ян Казимир потребовал у казацких парламентеров и от всего Запорожского Войска выдать на расправу Хмельницкого, двадцать его полковников-побратимов, всех перешедших к нему польских шляхтичей, отдать все орудия, разорвать союз с татарами, сложить оружие и ждать решения своей судьбы от короля и сейма Речи Посполитой. Войско Запорожское улыбнулось очередному польскому лицемерию и ответило, что готово подтвердить Зборовский трактат, тут же услышав яростный вопль Потоцкого:

– Забудьте о Зборове, хлопы, и повинуйтесь! На сдачу вам два часа, иначе все пропадете!

Если бы Хмельницкий погиб, прорываясь от хана к Берестечко, а переговоры у Пляшевки вел не надменный коронный дурак-алкоголик, история Украины могла бы совсем не сложиться. Богун объявил Потоцкому, что казаки пишут договоры саблей и не боятся сложить головы в бою. Поляки усилили расстрел табора со словами: «Надо прижать этих гадин, чтобы не кусались». В ответ Богун с хлопцами совершил новую удачную ночную вылазку и жолнеры заговорили: «Черт возьми! У них люди храбры и пороху много, а у нас ветер лошадьми колышет».

Видя, что плотины почти готовы, а бойцы гибнут под обстрелами, казацкий военный совет принял решение войску прорываться из табора несмотря ни на что. Ночью хлопцы Богуна быстро сделали через болото три километровые переправы, замостив трясины возами, палатками, мешками, седлами, корзинами, бочками, одеждой. Когда Ландскоронский со всем своим полком прикрытия увидел, как на него в мертвой тишине тремя колоннами с пушками впереди страшно и неумолимо движется казацкое войско, то в бой вступать не стал, быстро ушел чуть ли не до Казина, забыв или не захотев предупредить короля о казацком прорыве.

Все пятьдесят тысяч казаков еще до рассвета вырвались из таборной ловушки на оперативный простор. Богун с полком тут же вернулся назад переправлять и прикрывать отход оставшихся в лагере посполитых. Непривычные к воинской дисциплине селяне увидели, что казаков в таборе почти нет, и всей громадной многотысячной массой рванулись к переправам. Напрасно Богун кричал и останавливал бегущих говоря, что все смогут уйти из табора. В хаосе и панике бегства только на раздрызганных вконец гатях погибло пять тысяч посполитых.