Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Дождавшись, пока земля подсохла после ночного дождя, по королевскому приказу двадцать хоругвей Вишневецкого в два часа дня ударили прямо в казацкий центр. За Яремой тут же двинулись немецкие наемники и даже артиллерийские батареи, а с фланга за ними пошел огромный корпус Конецпольского. Польский автор писал: «Разом грянуло несколько десятков пушек и поднялась черная туча, разрываемая огненными фонтанами. Раздался ужасный крик. Ржание коней, рев испуганных волов, вопли раненых смешались с оглушающими пушечными выстрелами, и сквозь поднявшийся дым виделись потоки крови, груды трупов в панцирях, с обнаженными саблями и ружьями в уже застывших руках, и бешеные кони, волочившие по полю своих всадников, не успевших вынуть ног из стремян и кончавших жизнь под шипами подков».

Черные тучи врагов неостановимым морским прибоем залили валы и окопы и уже рвали цепи у рядов таборных возов в невыносимом и кошмарном рукопашном бою, а вокруг гремели, орали, визжали, хрипели польский vivat и украинская «слава».

Столкновение казацкой пехоты с разогнавшейся по-настоящему тяжелой панцирной конницей было ужасающим и только своевременно предусмотренный ночью в шатре Хмельницкого удар справа в польский бок пятнадцати тысяч казаков Богуна не позволил коронной коннице до конца разорвать посполитую пехоту. На помощь гетману пришел завороженный зрелищем колоссального сражения Ислам Гирей, и татарские чамбулы Тугай-бея полетели слева направо впереди и вдоль всей линии боя, теряя сотни всадников от орудийного и ружейного огня, ведшегося почти в упор.

Двойной удар десятков тысяч опытных кавалеристов с флангов потряс войсковую группу прорыва, и бой уже кипел по всему семикилометровому фронту. Двадцать хоругвей Вишневецкого как обоюдоострым кинжалом были отрезаны от масс немецкой пехоты, орудий и шляхтичей Конецпольского. Тут же на прорвавшегося в табор Бешеного Ярему слева с резервом бросился Богдан Хмельницкий и опять противники увидели, как впереди своих полков летит этот удивительный витязь в пурпурном плаще, на белом аргамаке и с булавой в руке.

Гетман ударил, и прорвавшихся поляков не стало, только геройский Вишневецкий, как всегда спасся, традиционно бросив товарищей по оружию и по привычке уронив главное полковое знамя.

По просьбе Хмельницкого, яростно рубившегося со своими полками везде, Ислам Гирей бросил свою орду во фронтальную атаку, но был остановлен резким ударом немецкой пехоты коронного центра. Кто-то из опытных польских командиров вдруг сообразил, что надо делать, и десятки орудий стали прицельно бить по холму, на котором еще трепетал ханский бунчук.

Погибло несколько Гиреев и мурз во главе с Тугай-беем, и хан бежал с поля боя. Увидев, что холм с шатром Ислам Гирея весь покрыт разрывами бомб и бунчука нет, яростно обстреливаемая орда ринулась отступать, крича тут же погнавшимися за ней жолнерам: «не бей, достанешь Хмельницка!» На освободившееся от татар место ринулись готовые к этому польские войска, и левый казацкий фланг залил блестящий ураган.

Король одновременно атаковал Хмельницкого с фронта и с фланга, а крылатые гусары по длинной дуге бросились в казацкий тыл, помня, что именно так под Киевом были разбиты корпуса Кричевского и Небабы. Богдан мгновенно приказал пехотному табору отступать, прикрыв его кавалерией, и сумел под веерными атаками сменяющихся хоругвей отвезти до речки Пляшевки в полном порядке и со всеми орудиями, где почти не понесшая больших потерь казацкая пехота тут же стала окапываться. Конные полки гетмана стояли против кавалерийских хоругвей короля как каменные стены, а посполитые быстро возводили за ними земляные укрепления. Пошел проливной дождь, но шедшие одна за одной атаки коронного войска прекратились только в накатившихся, наконец, кровавых сумерках.

Всю ночь небо пыталось смыть с земли море пролитой руками человека крови, но у него получалось плохо. Все воины с обеих сторон спали как убитые, от изнеможения упав в сон там, где стояли, на этом превратившемся в болото мертвом поле, совсем не опасаясь внезапного нападения. Дождь лил как из ведра всю ночь, а в отчаявшемся умыться небе били и били молнии.

Устроив войско и видя, что у него есть вода, возможность стойко защищаться в новом таборе и пути отхода, Богдан Хмельницкий с характерниками и Выговским бросился за ханом, чтобы вернуть орду, без которой соотношение казацких и польских войск становилось один к трем, а значит, ни о какой победе восставших не могло быть и речи. Гетман догнал хана на следующий день через сто километров у Ямполя. Богдан почти прокричал Ислам Гирею, что его бог покарает, а Войско Запорожское мстить будет, если хан не вернется на поле боя, а сам Богдан объединится с Москвой и атакует Крым. Хан непривычно тихо напомнил Хмельницкому, что поляки сосредоточили на орде огонь почти всех своих орудий и ответил:

– Вчера на всех нас напал какой-то страх. Татары не пойдут биться. Останься со мной, я попытаюсь остановить орду и пошлю воинов помогать казакам.