Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Своеволие и безнаказанность в лже-республике не знали меры и удержу и терпеть их у народа больше не было сил. Обезумевшее от дармовых злотых панство с размаху выливало кастрюли не понравившегося ему кипящего борща на головы своих ни в чем не повинных крепостных поварих, активно насиловало своих крепостных девушек и женщин, а заступавшихся за них женихов и мужей замордовывало за бунт, не достигших и четырнадцати лет девочек сдавало напрокат в любимые им городские бордели, заставляло хлопов работать в шестикилограммовых железных ошейниках и ему, совсем нешановному панству, было хорошо и уютно. И не слышали совсем не уважаемые никем шляхтичи тихие разговоры детей побитых ими отцов и матерей, эхом катившихся с запада на восток и с севера на юг необъятной и богатейшей страны, где счастья легко могло хватить на всех, даром, и никто бы не остался обиженным:

– После смерти ляхи пойдут в пекло!

– А если им там тесно станет?

– Хватит места на них на всех. Мы им дорогу прочистим.

– Дай бог, чтобы так. Потому что если их там всех не примут, они опять на Украину вернутся и нам всем погано будет.

* * *

Летом 1439 года на тайную раду в хмельницкий Субботов из разных украинских местечек съезжались геройские казаки Войска Запорожского. Издалека был виден высокий дом чигиринского сотника, с опоясывающей его верандой, двумя трубами и крышей из гонта. Богдан Хмельницкий пригласил своих товарищей по оружию на крестины только что родившейся дочери Екатерины и радостно встречал побратимов, въезжавших в просторную усадьбу через дубовые, окованные железом ворота-браму. На широком дворе, по краям выстроились амбары и клуни, покрытые хорошо подогнанным тростником. Вокруг дома стояла красивая решетка с резным входом, а сам двор с обязательным колодцем окружал высокий вал с дубовым двойным, заостренным вверху частоколом, перед которым был выкопан глубокий и широкий ров. Чигирин со дня основания являлся пограничным местом, до которого легко докатывались татарские набеги, и дом-крепость в Субботове создавал безопасную возможность переночевать налет как семейству Хмельницких, так и многим и многим посполитым, с удовольствием селившимся вокруг казацкого хутора доброго и отзывчивого на чужую беду хозяина.

Вокруг дома неутомимая хозяйка разбила цветники с кустами роз и сирени с выходом к реке Тясмин. За цветниками располагался обширный огород и длинный-длинный сад с рядами яблонь многих сортов, груш, слив, вишен, черешен, с рябинами, шиповником, ягодными кустами смородины и крыжовника, которых было и не сосчитать и не перепробовать.

За садом на взгорке виднелась уютная пасека с десятками высоких ульев, за которыми стеной стоял прорезанный аллеями вековой лес из громадных, раскидистых тополей, яворов, лип, берестков, кленов, осин, ясеней и мощных дубов.

Анна Якимовна Хмельницкая с девушками накрыла на дворе большой праздничный стол на тридцать казаков, которые с Богданом хвалили за успехи в запорожской учебе ее девятилетнего сына Тимоша, смотревшего на героев известных всей Украине радостными сияющими глазами. Улыбавшийся сотник одарил Тимошу его первым боевым оружием:

– Вот тебе сынку, сабля доброго булата, с дамасским клинком, велика, да привыкай. Она никогда не выдаст, выведет из любой беды, как и верный боевой конь, который вынесет и из пекла. А вот тебе и к сестре брат, длинный кинжал, он вместе с саблей – наше казацкое оружие.

Вот мушкет, отличной немецкой работы, с верным прицелом. Бьет и дробью и пулей, хоть сквозь панцирь врага достанет. Вылетит пуля и найдет хоть под латами ляха и пошлет его к любимым им дьяблам. Вот и пистоли, хорошей турецкой работы, да с ними надо осторожно. Полагаться на них в битве опасно – то порох отсыреет, то кремень соскочит, то пуля с пыжами сдвинется, да и осечек много.

Подрастешь, Тимош, так и кольчугу под жупан и шлем-мисюрку под шапку наденешь, всегда сзади ударить могут. Носи, рыцарь малый, эту зброю, как носили ее твои деды и прадеды и смотри, не опозорь никаким пятном и не обнажай никогда ради корысти, соблазнов и суетных благ, а только за отчизну, веру и за истерзанных наших людей. Ты, Тимош, уже совсем запорожец, бог не обделил тебя ни умом, ни отвагой, скоро станешь настоящим славным рыцарем, добудешь чести, и имя твое станет на весь мир известным.

Тимош гордо стоял с саблей и мушкетом в руках, а вокруг улыбались казаки:

– Добре говоришь, Богдане, как золотым горохом сыплешь. Что-то рано ты поседел-побелел, сотник, ведь только за сорок перевалило?

Хмельницкий грустно посмотрел на своих братьев по оружию и тихо ответил:

– Завирюха большая была на Украине, вот и присыпало голову снегом. Обнимемся, друзья, и дай бог нам всем удачи и славы, и счастливого возврата в родные дома.

Тайную раду провели на следующий день на пасеке, окруженной от злого глаза верными казацкими джурами-оруженосцами. Отчаянные рыцари, цвет Запорожского Войска, отчетливо понимали, что на Украину идет последний шляхетский накат и дружно искали спасение родины со своим умным и талантливым Богданом.