Боги Бал-Сагота

Будто поджарый волк, я взбежал вверх по лестнице. Поднявшись футов на двадцать, я очутился на площадке, от которой расходились другие коридоры, сильно похожие на тот, по которому я уже прошел. Тогда мне в голову пришла мысль, что подземный Лондон, должно быть, весь изборожден подобными тайными проходами, которые тянутся один над другим. В нескольких футах над площадкой ступеньки закончились перед дверью, и я остановился в нерешительности, думая, стоит ли в нее стучаться или нет. И пока я размышлял, дверь начала открываться. Я отступил к стене и, насколько мог, прижался к ней. Дверь распахнулась на всю ширину, и из нее показался мавр. Комнату позади него я успел увидеть лишь мельком, краешком глаза, но мои неестественно острые чувства отметили, что она была пуста.

И за мгновение до того, как мавр сумел повернуть голову, я сразил его одним смертельным ударом в челюсть. Кубарем свалившись с лестницы, он остался лежать смятой массой на площадке – лишь руки и ноги нелепо подергивались.

Левой рукой я ухватился за дверь, прежде чем она успела захлопнуться, и уже через миг вступил в проем и очутился в комнате. Как я и предполагал, внутри никого не оказалось. Я быстро пересек ее и попал в следующую. Эти комнаты были обставлены так, что совершенно затмевали комнаты дома в Сохо. «Варварское», «отвратительное», «нечестивое» – эти слова лишь отчасти передавали суть того мерзкого зрелища, что предстало моим глазам. Убранство, если это можно было так назвать, состояло здесь в основном из черепов, костей и целых скелетов. Из саркофагов косились мумии, а по стенам тянулись ряды высушенных рептилий. Между этих зловещих реликтов висели африканские щиты из шкур и бамбука, дротики и боевые кинжалы. И повсюду стояли непристойного вида идолы, черные и отвратительные.

Промежутки между этими атрибутами дикости и варварства занимали вазы, ширмы, ковры и занавески высочайшего восточного мастерства, создавая таким образом удивительное и несочетаемое зрелище.

Я миновал две такие комнаты – людей там не встретилось – и очутился у ведущей наверх лестницы. Поднявшись на несколько пролетов, я увидел люк в потолке и задумался, по-прежнему ли я еще находился под землей – ведь первая лестница явно вела в какой-то дом. Я осторожно открыл крышку люка, и из него заструился свет звезд. Выбравшись туда, я остановился. Широкая плоская крыша уходила во все стороны, а за ее пределами со всех сторон светились огни ночного Лондона. На каком здании я находился, сказать было невозможно, но оно точно было высоким, ибо большинство огней, что я видел, горело внизу. Тогда-то я и заметил, что был не один.

Из тени карниза, что тянулся вдоль края крыши, в свете звезд возвышалась крупная грозная фигура. На меня глядела пара безумных глаз, свет играл на изогнутом стальном лезвии. Передо мной бесшумно выступил из тени Яр-хан, афганец-убийца.

Меня охватило дикое, бурное возбуждение: теперь я, наконец, мог вернуть должок Катулосу и всей его адской шайке! Наркотик пылал в моих венах, разгоняя по телу волны нечеловеческой силы и темной ярости. Один прыжок – и я уже стоял на ногах, готовый к бесшумному, смертоносному броску.

Яр-хан был поистине огромным, выше и крупнее меня. В руках он держал тальвар, и, едва завидев афганца, я знал, что он недавно принял большую дозу наркотика, к которому был привязан, – героина.

Когда я двинулся вперед, Яр-хан занес свое тяжелое оружие высоко над головой, но прежде чем смог опустить его на меня, я схватил его железной хваткой за запястье, а затем, свободной рукой, нанес два сокрушительных удара в живот.

Мне мало что запомнилось из той страшной схватки, случившейся в полной тишине над спящим городом, где нам светили одни только звезды. Помню лишь, как перекатывался взад-вперед, заключенный в смертельные объятия противника. Помню, как мою кожу колола жесткая борода и на меня смотрели дикие, горящие от наркотиков глаза. Помню вкус горячей крови на моих губах, ощущение страшного восторга в душе и несдерживаемую, рвущуюся к действию силу, не свойственную простым смертным.

Боже, что за зрелище! Довелось ли кому посмотреть вверх на эту темную крышу и увидеть, как два опьяненных наркотиком безумца, словно два леопарда, рвут друг друга на куски?

Я помню, как сломалась рука врага под моим нажимом – она треснула, будто гнилое дерево, и тальвар выпал из ослабшей кисти. После того, как афганец получил увечье, его конец был неизбежен, и я, повинуясь своему дикому порыву, загнал его к краю крыши так, чтобы он навис над карнизом. Мгновение мы боролись там, но затем я вырвался из его хватки и оттолкнул Яр-хана прочь. И он, испустив лишь один быстрый крик, улетел в темноту.

Я выпрямился и протянул руки к звездам, изобразив статую, замершую в первобытном ликовании. По моей груди стекала кровь, струясь ручейками из длинных порезов, оставленных ногтями афганца у меня на шее и лице.