Боги Черной Лощины

Мейсон уже и сам не знал, говорило в нем мужество или отчаяние, но был готов рискнуть. В поисках объяснения произошедшего он воскресил в памяти все прослушанные им в университете лекции по психологии и семинары по психическому здоровью. Жуткий голос старика мог оказаться просто игрой воображения; восприятие – штука забавная, человек, испытывающий тревожность или страдающий от недостатка сна, зачастую мог воспринимать окружающее в искаженном виде. Что, впрочем, не объясняло слова, сами собой появляющиеся на бумаге.

Нет, ему не привиделось. В той комнате с ним что-то произошло, и он не желал принимать самое простое, но малодостоверное объяснение. Ему нужна была правда.

Исчерпав собственные доводы, Мейсон отважился углубиться в лес. Он достал из кармана камень сновидений и уставился на него, гадая, не материализуется ли старик волшебным образом у него за спиной. Конечно, ничего подобного не произошло. Повертев вещицу в руке, он наклонил ладонь так, чтобы камень поймал солнечный свет, и наблюдал, как переливы пурпурного, зеленого и золотого заиграли на гладкой поверхности. Не в силах оторвать глаз, Мейсон бродил как загипнотизированный, пока полностью не утратил чувство ориентации и не споткнулся. Камень вылетел из руки и приземлился в нескольких футах от него.

Мейсон вскочил на ноги и заметил фиолетовое мерцание в том месте, куда угодил камень. Он поднял его с земли и большим пальцем стер с него грязь. Каменный клык тихо гудел. Мейсон покрутился на месте, пытаясь уловить, в каком направлении звук усилится. И, едва почувствовав, как камень запел, двинулся в эту сторону.

Он шел вверх по склону, переступая через покрытые мхом корни деревьев, торчащие из земли и стелящиеся по ней, как застывшие змеи. Шли минуты, и Мейсону начало казаться, что он окончательно рехнулся, раз следует за каким-то камнем, пока не заметил, что шагает по тропинке, петляющей среди дубов. Над ним возвышались кряжистые ветви, изгибаясь внутрь и образуя над головой внушительное сооружение, напоминающее ворота. Устрашающе корявые, лишенные листьев и старые, длинные, сучковатые ветви переплетались друг с другом, почти заслоняя собой небо.

Впереди показалась маленькая круглая хижина, которая выглядела, словно ее наполовину поглотила огромная древняя секвойя. Задняя стена и крыша домика срослись с массивным стволом дерева. Дверь завалило листьями и сосновыми иглами, наводя на мысли о птичьем гнезде. Вид дерева, колоссального как в высоту, так и в обхвате, заставлял Мейсона вытягивать шею и всматриваться в небо в безуспешной попытке разглядеть его вершину. Оно напоминало туннель, ведущий прямиком к солнцу, основанием которому служило что-то вроде птичьего убежища.

Стоило Мейсону добраться наконец до секвойи, как дверь хижины распахнулась и в темном дверном проеме появился старик с рынка. Не вымолвив ни слова приветствия, он повернулся и шагнул обратно в темноту жилища, словно ожидая, что Мейсон последует за ним. Дверной проем оказался слишком мал для взрослого человека. Присев на корточки, Мейсон двинулся за ним в его крохотный мирок.

Единственная комната занимала все дупло секвойи. С одной из сторон в стволе была проделана дыра, как будто кто-то прорубил ее топором. Размером со среднюю тыкву, проем выглядел достаточно большим, чтобы служить окном. Не считая лучей, падающих через это отверстие и солнечного света, пробивавшегося сквозь щели, в комнате было темно. Над головой из стен, как птичьи насесты, торчали оленьи рога и рукояти ножей. Как они туда попали, оставалось загадкой. От их концов через все пространство комнаты протянулись тонкие белые нити с нанизанными на них разноцветными стекляшками и сверкающими рождественскими украшениями.

Старик деловито сновал по хижине, с неожиданной легкостью ориентируясь в полумраке: он не двигался на ощупь и не спотыкался. Фонарь, зажженный им в основном для Мейсона, осветил впечатляющую коллекцию блестящих безделушек. Посреди беспорядка стоял маленький столик с колодой карт и несколькими восковыми свечами.

– Садись, – приказал старик, скользнув ближе. Его глаза пугали: бледные, как небо, затянутое облаками, с голубыми искорками, танцующими вокруг радужки.

– Ты интересуешься Черной Лощиной, – произнес он.

– Как ты…

– Ты кое-кого ищешь.

– Кое-кого?..