Боги Черной Лощины

Какое-то безумие. Мейсон с трудом понимал, что им двигало, когда он отправился в лес искать объяснения историческим событиям, допрашивая сумасшедшего отшельника. Однако стоило только подумать о том, чтобы встать и уйти, вернуться в дом Аннабель и принять, что ничего здесь уже не поделаешь, как что-то заставило его остановиться. Сердце сжалось от мысли застрять один на один с витающим над ним призраком Матиаса. «Уж лучше так», – прошептал тоненький голосок внутри, вновь разжигая его желание докопаться до правды, развенчать легенду и вывести на чистую воду искаженное трактование местной истории.

Кроме того, в нем говорило нездоровое любопытство: действительно ли женщин убили из-за суеверия? Все это казалось каким-то Средневековьем и настолько возмутительным, что от понимания этого у молодого доктора перехватило дыхание. Перспектива просветить местных жителей облегчала бремя собственных ошибок.

Он уже собирался потребовать подробностей, когда его прервал женский голос.

– Гавран, ты здесь? – позвали снаружи, раздался легкий стук в дверь. Ему вторил клюв ворона, клюющего зазубренные края окна, по-видимому, птица уже успела вернуться из своей кратковременной отлучки.

– А ты там? – ответил Гавран и распахнул дверь, являя элегантную женщину, стоящую у входа.

Внимание Мейсона сразу же привлекли ее великолепные глаза янтарного цвета и обрамляющие лицо длинные густые локоны, несмотря на молодость незнакомки, белые как снег. Она не была очень высокой, однако своим присутствием наполняла дупло секвойи, подобно солнечному свету, проникающему в темную комнату. Фигуру женщины, словно вторая кожа, облегала темно-синяя кожаная куртка в дополнение к длинной темно-коричневой юбке с разрезом спереди, демонстрирующим высокие черные кожаные ботинки, обтягивающие ноги чуть ниже колен. На ее плече висела сумка с растянувшимися под тяжестью груза швами. Бросив короткий взгляд на Мейсона, незнакомка обратила все внимание на мужчину, к которому пришла.

– Смотри, что я тебе принесла, – сказала она, снимая сумку с плеча и одно за другим выкладывая содержимое на стол: хромированный колпак от колеса «Шевроле», тостер с металлическим корпусом, коллекцию серебряных ложек, кольцо с камнем, подозрительно напоминающим бриллиант, горсть монет и разноцветные крышки от бутылок.

Гавран, не теряя время, осматривал эклектичный набор предметов, собственнически сжимая каждую монету между костлявыми пальцами в поисках идеального образчика.

Женщина невозмутимо, с огоньком в глазах, наблюдала за его безумной пляской.

– Гавран, я нашла его.

Мейсон поморщился, когда Гавран с громким лязгом уронил тостер и подскочил к столу, чтобы расставить новые кусочки своей коллекции по местам. Как только хозяин остался доволен проделанной работой, своеобразный танец вновь привел его к гостье.

– Не спускай с него глаз. Убедись, что на этот раз он не опоздает. – Старик взглянул на ворона и ухмыльнулся: – Возьми и мои глаза тоже.

Женщина склонила голову, как будто выказывая почтение, и Гавран погладил ее по волосам, как любимого ребенка. Затем, словно подчиняясь ритуалу, она повернулась, чтобы уйти без лишних слов, и ворон последовал за ней.

– Постойте! – окликнул ее Мейсон. – Вы подруга Гаврана?

Она остановилась за дверью и произнесла, обращаясь к нему через плечо:

– Меня зовут Ама. Уверена, мы еще встретимся.

После чего незнакомка неторопливо удалилась, а Мейсон снова обернулся к Гаврану:

– Откуда она знает?

Старик хлопнул в ладоши и запрыгал от восторга.

– Зажги факел своей скорби, – хихикнул он. – И следуй за ним в глубь леса.

– Я не понимаю.

Гавран протянул руку и положил узловатую ладонь на грудь молодого доктора:

– Когда приходит ночь, лишь пламя освещает путь.

Глава 8

КАЙ

ПРИ СВЕТЕ ДНЯ Черная Лощина выглядела совершенно иначе, нежели та жалкая выгребная яма, которую Кай использовал в качестве охотничьих угодий, когда всходила луна. Главную улицу наводняли автомобили и пешеходы, открытые магазины приветливо распахнули свои двери, поэтому желание спрятаться в тени не было столь непреодолимым.

Однако Кай все равно нервничал. Было непривычно разгуливать у всех на виду, его одолевало любопытство и одновременно беспокойство. Он старался уворачиваться, если кто-то подходил слишком близко, и боролся с инстинктом зарычать, когда прохожие случайно толкали в спину. Для него не составляло труда причинить человеку боль, но порой даже малейший человеческий контакт, самый невинный взгляд казались нестерпимыми.