Боги грядущего

— Через тебя напасть пришла, — перевел Огонек. И продолжил, повторяя за родителем: — Все беды — через тебя. Дожди пали и луга замерзли — через тебя. Коровы молоко потеряли — через тебя. Никак ты не уймешься. С Отцом Огневиком, тестем моим, враждуешь. Потому и покинул нас Огонь. Теперь еще это… в мертвое место нас тащишь. Мало тебе грехов? Хочешь всех погубить?

Вождь побагровел, задрал густую сивую бороду, выкатил глаза. Хотел ответить что-то, но сын, Сполох, опередил его.

— Вы, Павлуцкие, вечно ноете. Хочется вам — идите в общину. А мы, Артамоновы, пойдем за Большим-И-Старым, земля мне в зубы.

У Головни отвисла челюсть. Не думал он, что кто-нибудь скажет такое в глаза. Да, Светозар явился из другой общины — ну и что? Теперь они все тут были Артамоновыми — одни по рождению, другие — по родству. Зачем делить?

Вождь и сам почувствовал, что сына занесло. Поднял ладонь, отвесил сыну звонкую затрещину. Сказал с досадой:

— Куда лезешь, птенец…

Светозар грозно ворочался, сопел, раздумывал, оскорбляться ему или нет. Вождь, опережая его, спросил у старика:

— Помнишь, ты рассказывал нам о загонщике, который ослушался вождя?

Тот закивал важно, опустил веки, погладил бороду.

— Помню времена, когда пищей нам служили тюлени, а вождем был Суровый Тепляк. Славное то было время. Великое время! Всяк знал свое место, и все были как пальцы на одной руке. Потом озеро оскудело, превратилось в ледяную пустошь, и мы ушли к Большим Камням. Нас вел Пар — сын однорукого Искромета. А Отцом тогда был Сиян. Мы прошли через Гиблую лощину, обогнули Медвежьи поля, а потом миновали обширное мертвое место. Ах, натерпелись мы страху! И голод, голод!.. Ни в жизнь вам не испытать такого голода. Когда выходили, было нас пять раз по пять пятков, а к Темному ущелью дошла едва половина. А потом, в великую тишь, когда вождем был еще один Пар, отец Пепла — лучшего из всех загонщиков — а зрящим был все тот же Сиян, и мы кочевали до самой безбрежной воды на западе, и жилось нам тогда привольно и сыто… что за времена! Многих, многих я помню, многие общины повидал, пока был следопытом. Но куда бы ни пришел, кого бы ни встретил, везде и всюду загонщики ходили под вождями, и не было такого, чтоб общинник ставил себя над вождем. Так-то.

Он умолк, сложил узловатые ладони на животе и, выпятив челюсть, важно обозрел сидящих. А потом вдруг брякнул ни с того, ни с сего:

— Вас, сопляков, учить и учить. Чтоб роздыху не знали. Возить мордами по дерьму. Намаетесь — будете впредь умнее. Меня-то, думаете, меньше гоняли? Суровый Тепляк спуску не давал…

Все молчали, озадаченные его словами, а вождь подытожил:

— Община ждет, что мы вернемся с добычей. Придем без добычи — проклянут. И уж коли Огонь послал нам Большого-И-Старого, мы должны принять Его дар, хотя бы даже и в мертвом месте. Я сказал.

Огонь белесыми нитями просочился сквозь пелену дымных демонов, молочно растекся над тундрой. Серое покрывало снега пучилось холмами, морщилось, шло комками. Казалось, будто огромная рука плеснула масла на горячий металл: вместо ровного пространства — сплошные складки и бугры. Таково оно было, мертвое место.

Головня вспомнил слова Отца Огневика: «Безмерный в гордыне и зависти, Лед восстал на всеблагого Брата, и вот, место жизни стало мертвым местом. Там, где слышался смех, ныне тишина. Там, где сиял Огонь, ныне властвует тьма. Там, где ключом била жизнь, ныне торжествует смерть. Лед показал свой лик! По нескончаемой злобе своей он — враг всех творений Огненных. Там, где есть он, не может быть нас. Там, где есть мы, не может быть его».

Пламяслав говорил о том же проще и внятней: «Дайте волкам растерзать вас, дайте холоду сковать ваше тело, дайте демонам отравить вас, но никогда не подходите к мертвому месту. Тот, кто попадет туда не выйдет обратно. А если выйдет — недолго протянет».

Вот оно, мертвое место. Средоточие Ледовой скверны. Одно из многих. А сколько их разбросано по тундре? Бог весть…

Отчего же старик так безмятежен? Он, который пугал всех необоримой скверной, теперь оставался благодушен как сытый медведь. Будто не в мертвое место они попали, а к соседям в гости. Головня спросил об этом.

— Видение было мне во сне, — объяснил дед. — Явился отец мой и сказал слово заветное. Так что нам это место ныне не страшно.

— Что ж за слово-то?

— А этого тебе знать не положено.

И сразу от сердца отлегло. Уж если Пламяслав говорит — значит, так и есть. Ему-то мудрости не занимать. Самый старший в общине. Даже Отец Огневик — и тот младше.

С утра помолились за удачу дела и за оборону от злых сил. Головня тайком извлек шейный оберег, дотронулся до него губами, сжал крепко в ладони, проговорил заклятье от духов тьмы.

Светозар повел родичей по вчерашнему следу. Ехал чуть поодаль, словно нарочно сторонился родичей. За ним, поотстав, двигался вождь, потом — Головня и Сполох, затем — Пламяслав, ну а последним — Огонек на собачьей упряжке.