– Может быть, это не тот толчок. – Я изо всех сил старалась говорить спокойно. – Может, нужен другой. Например, когда ты преследовал меня в Солей-и-Лун, или когда мы поженились на берегу Долёра, или… или когда мы впервые занялись сексом на крыше.
Рид прищурился.
– Мы консумировали наши отношения на крыше?
Я быстро кивнула. Слишком быстро.
– Вернемся к Солей-и-Лун. Было так холодно. Попробуй себе это представить. Ветер на твоей обнаженной коже.
Когда пришли новые стражи, чтобы проверить нас, мы даже не обратили на них внимания, и после пары насмешек они ушли. Время шло. С каждой секундой близился закат. Из коридора больше не доносилось криков. Спасти нас больше не пытались. Где же они?
Рид покачал головой, проводя рукой по лицу и расхаживая взад и вперед.
– Я ничего этого не помню.
– Но ты… Мне показалось, что ты начал вспоминать. Я видела боль на твоем лице. Тебе было неприятно.
Рид всплеснул руками. Он все больше и больше расстраивался. Или, может, волновался. Возможно, и то и другое.
– Такое редко случалось, и даже когда я пытался пробиться сквозь воспоминания – следовать за ними, – мне казалось, я нырял в пустоту. Там не было ничего. Ни стены, которую можно было бы разрушить. Ни двери, которую нужно открыть, ни замка, который нужно взломать, ни окна, которое нужно разбить. Воспоминания просто исчезли.
Горькие слезы навернулись мне на глаза.
– Узор можно обратить вспять.
– Какой
Слезы полились по моим щекам. Рид застонал и вытер их, и в глазах у него самого заблестели слезы.
– Прошу, не плачь. Я не могу выносить твоих слез. Мне хочется разорвать мир на части, чтобы остановить их, а я не могу… – Он поцеловал меня, яростно и самозабвенно. – Расскажи мне еще раз. Расскажи мне все. На этот раз я все вспомню.
Рид крепко меня обнял, и я снова все повторила. Я рассказала ему нашу историю: о порезанной руке и забрызганной простыне, о книге под названием «La Vie Éphémère», о походе в театр и на рынок, о храме, труппе, лавке диковин. Я рассказала ему о Модраните, Маскараде Черепов и обо всех мгновениях, проведенных вместе. Обо всех переменах в наших отношениях. О ванне. О чердаке. О похоронах.
Я рассказала ему о магии.
Рид не вспомнил ничего.
Да, его лицо иногда искажалось, но, смирившись с болью, преследуя воспоминания, он находил лишь пустоту.
Постепенно мы поняли, что стражи сменяются каждые два часа –
– Осталось недолго, – издевался один из шассеров.
Другой, однако, не желал задерживаться и смущенно потянул своего спутника из комнаты.
За нами по-прежнему никто не приходил.
Я надеялась, что наши друзья выжили. Надеялась, что они спасли мадам Лабелль и Бо, и надеялась, что они сбежали из города. Мне была невыносима мысль о том, что они увидят, как мы будем гореть. Они никогда не простят себя, хотя это и не их вина. А Коко… она и так достаточно настрадалась, и так много потеряла, как и мадам Лабелль, и Бо, и Селия, и даже Жан-Люк. Возможно, глупо было мечтать о чем-то большем. О чем-то лучшем. Я все еще надеялась, что хотя бы им удастся найти все это.
Если кто и заслужил покой, так это они.
Рид прижался щекой к моим волосам.
– Прости, Лу.
Молчание затянулось, даже натянулось, словно тетива лука. Я ждала, когда оно лопнет.
– Жаль, что…
– Не надо.
Я медленно подняла голову и посмотрела на Рида. Мое сердце сжалось при виде боли на его лице, таком знакомом. Я смотрела на очертания его бровей, носа, губ, вглядываясь в каждую черточку. В глубине души я с самого начала знала, чем все кончится. Я чувствовала это с той самой минуты, как мы впервые встретились, с той минуты, как я впервые увидела балисарду на плечевом ремне Рида. Мы – несчастные влюбленные, сведенные вместе судьбой или провидением. Жизнью и смертью. Богами или, быть может, чудовищами.
И в конце нас ждет костер.
Взмахнув рукой, я скрыла нас от взглядов всех шассеров. Магия вспыхнула вокруг нас.
– Поцелуй меня, Рид.
Признание
Я смотрел на заплаканное лицо Лу, чувствуя боль в груди. Ей ни к чему умолять меня. Я сделаю все, что она попросит. Если поцелуй остановит хотя бы слезинку, я поцелую ее тысячу раз. Если мы переживем эту ночь, я буду смахивать поцелуями каждую слезинку до конца ее жизни.
«Куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить».
Лу прошептала мне эти слова, как молитву. И я все еще чувствовал их. Я чувствовал каждое слово.