Боги и чудовища

Если Селия и заметила, что я замерла, виду она не подала.

– Когда мне было десять, нашу горничную уволили. Ее звали Эванжелина. Я тогда не понимала, куда она пропала, но Пиппа уже была довольно взрослой и все осознала. В детстве мы часто пробирались в отцовское хранилище. Пиппе нравилось брать его конторскую книгу, сидеть за его столом, подсчитывать суммы и притворно курить сигары, пока я играла с драгоценностями нашей матери. Она знала, что наши родители потеряли все из-за неудачных вложений. Я узнала только, когда все мамины бриллианты исчезли.

Распутав клок, Селия взялась за новую прядь.

– Папа сказал нам не беспокоиться. Сказал, что все исправит. – В зеркале было видно, как она скривила губы в усмешке. – Видимо, так он и сделал. Медленно, но верно папа возвращал драгоценности мамы вместе с разнообразными странными предметами. После этого он сменил замок в хранилище на какой-то хитроумный, и я не могла открыть его. По крайней мере, тогда.

– А Эванжелина вернулась? – спросила я.

– Нет. – Селия печально покачала головой. – Эванжелина после всего даже не стала заходить на порог. Сказала, что мы прокляты. На ее место пришла другая горничная, но Пиппа все равно расчесывала мне волосы перед сном. Думаю, она хотела отвлечь меня. Папины знакомые всегда приходили поздней ночью.

– Пиппа была замечательной сестрой.

Селия улыбнулась тепло и искренне.

– Да.

Воцарилась недолгая тишина. Селия искусно распутывала мои волосы. И вдруг, как ни странно, заговорила Коко:

– А твоя мама?

Селия ответила без колебаний, словно Коко не личный вопрос ей задала, а спросила нечто обыденное, вроде какого цвета небо:

– Мама старалась как могла. Она не была особо заботливой, но дарила нам подарки, иногда присоединялась к нам в гостиной, когда мы шили или играли на фортепиано. Читала нам сказки. Временами она бывала очень сурова, особенно после смерти Пиппы, но… так она выражала свою любовь.

Коко больше не притворялась, что смотрит на свое отражение.

– Думаешь, она скучает по тебе?

– Надеюсь. – Селия изящно пожала плечиками и положила расческу на столик. Она провела рукой по моим аккуратно расчесанным волосам. – Скоро я увижусь с ней. Кто знает? Может быть, она будет гордиться тем, что я помогла избавить мир от Морганы.

Коко и я переглянулись в зеркале. В ее глазах отражалось разбитое сердце.

«Мама старалась как могла».

Эти слова не должны были звучать как похвала, но все же звучали. Мать Селии пыталась и дала своей дочери куда больше, чем наши матери нам. Я невольно потянулась к атласной ленте на шее. Вот он, символ материнской любви.

– Почему ты прячешь его? – вдруг спросила Селия.

Я подняла на нее глаза. Селия смотрела на мой шрам. Даже Коко очнулась от своих мыслей и взглянула на изумрудно-зеленую ленту. А затем вскинула брови, когда Селия указала на нее:

– Коко не скрывает своих шрамов.

– Ее шрамы не постыдны. – Я наклонила голову, вглядываясь в ее отражение. – А почему ты не показываешь свои шрамы, Селия?

Селия отвела взгляд.

– У меня их нет.

– Не все шрамы видны.

– Ты уходишь от вопроса.

– Ты тоже.

Вздохнув, Коко подошла к Селии и провела руками по моим волосам. Так знакомо и приятно. Она наклонилась, прислонившись ко мне щекой, и наши отражения оказались рядом.

– Я уже не раз тебе говорила, что постыдных шрамов не бывает.

Коко сжала губы и решительно сдернула ленту, обнажив мой шрам. Только это был уже не мой шрам. По крайней мере, выглядел он незнакомо.

Охнув, я провела кончиками пальцев по тонким линиям, по изящному изгибу листьев, нежным завиткам лепестков. Словно серебряное ожерелье украсило мою шею и превратило ее в нечто редкое и прекрасное. Нечто изысканное. Я сглотнула, а листья, казалось, подмигнули мне в свете свечей.

– Когда он появился?

– Когда мы поняли, что ты одержима. – Коко выпрямилась и пододвинула табурет к моему креслу. Судя по ворсу ткани, обивка когда-то была бархатной, хотя цвет и рисунок давно выцвели. Теперь ткань была просто серой, изогнутые ножки кресла сгнили, как и все остальное здесь. Коко жестом пригласила Селию сесть. Та казалась еще бледнее, чем раньше. Она тревожно сцепила руки. – Когда я решила надеяться, несмотря ни на что. Мои слезы преобразили твой шрам.

«Надежда не какой-то недуг. Это исцеление».

Коко запустила руки в распущенные волосы Селии, чем снова меня удивила. Судя по тому, как выпрямилась Селия, как широко распахнулись ее глаза, она тоже изумилась. Коко заплела черные волосы Селии в косу и завязала ее моей изумрудной лентой в красивый бант.

– Вам обеим следует обнажить свои шрамы, – проговорила Коко. Селия перекинула косу через плечо и посмотрела на нее, удивленно трогая ленту. Коко прижалась к моей макушке, и ее знакомый аромат – травянистый, но сладкий, как свежезаваренный чай, – окутал меня. – Они означают, что вы выжили.

Провидица и морской еж

Лу