Боги и лишние. неГероический эпос

– Валя, пойми, ну, станем мы жить долго и без болезней, а потом придет гегемон и скажет: мы тоже хотим. Идите на хуй и не забудьте оставить нам все ваше добро, сами распорядимся. Это в лучшем случае. А в худшем – перережут, как котят. И власть не защитит, если не хочет, чтобы ее саму нагнули. Биологическое неравенство – мы господствуем, потому что мы другие – не прокатит, если вокруг море обездоленных. Какими бы здоровыми и бессмертными мы ни были, это не поможет, если вокруг много других – нездоровых и небессмертных. И в придачу плохо живущих. Мы, конечно, можем стать бессмертными, но бессмертие это продлится до первых вил в живот.

Покровский взглянул на Гнатюка – помоги, включись.

– Матвей, – сказал Гнатюк, – потому и существует вторая фаза проекта: нельзя оставить такое количество людей на планете. В новой, автоматизированной, экономике сокращается потребность в большом населении как рынке труда. Массовое потребление ресурсов ведет к их истощению, к экологической катастрофе, и скоро нечего будет потреблять. И некому. Кроме того, как ты сказал, эти люди не дадут нам нормально жить.

– Поэтому что? Мы им не дадим жить вообще? – спросил Кудеяров.

– Матвей, мы же не собираемся никого убивать, – в третий раз повторил Покровский. – Естественный процесс: люди живут и умирают. Просто новые не рождаются. Ну, если зародыш болен и не имеет надежды на нормальную жизнь, его же абортируют, правда? Разумное решение. И гуманное. А тут еще гуманнее: новые люди просто не зачнутся, потому что достойного будущего у них быть не может.

– Это ваша идея, Максим? – Кудеяров чуть откинулся на спинку стула и улыбнулся Строкову: – Мы живем долго или вечно, по крайней мере, вечно молодыми и здоровыми, а другие постепенно вымрут?

Строков кивнул: это была его идея. Вполне рабочая. И реальная. Как и коды, которые он писал лучше всех.

– Столько человек не нужно, – пояснил Строков. Он понимал, что говорит плохо, но решил говорить по-русски: он – такой же. Не чужой. Не пришлый. – Мы изменимся, станем другими. Потребности тоже станут другие. Деньги, активы больше не главное. Потому и не нужно столько людей, чтобы продавать им наши товары. Сервисы. Деньги будут не главное.

– А что будет главным? – спросил Кудеяров. – Для нас, полубогов. Вернее, киборгов. Неограниченные источники энергии?

Строков кивнул.

– Мы – обыкновенные люди. – Кудеяров повертел в пальцах веточку с упругими зелеными виноградинками. – Ну, богатые. Ну, талантливые. Ну, умные. Но это не дает нам права решать, кому жить, а кому нет.

– Мы это право возьмем, – сказал Покровский. – Тем, что решим.

Покровский любил в себе эту жесткость. Она была эффективна, особенно по контрасту с его обыденной внешностью. И особенно с теми, кто его не знал. Они не ожидали от мешковатого, круглолицего, лысоватого с маленькими светло-серыми глазами и шишковатым носом Покровского жесткости и зачастую жестокости. Женщины чувствовали, угадывали в нем внутреннюю сталь и ценили ее как проявление силы: лучше быть поближе к такому мужчине, тем более в трудные времена – защитит и накормит. Женщины не любили Покровского, но хотели быть с ним рядом. Впрочем, их любовь была ему не нужна. Хватало зависимости.

Кудеяров улыбнулся. Затем открыл рот и откусил обе виноградинки. Он старательно их разжевал, перед тем как проглотить. Посмотрел на голую веточку у себя в пальцах. Словно не видел ее раньше.

– Я не буду участвовать в этом проекте. Во-первых, не хочу брать на себя даже часть ответственности. Во-вторых, и это главное, вы предлагаете временное, а не постоянное решение. Я не участвую в проектах, предлагающих временные решения. Я решаю проблемы раз и навсегда.

– Почему это решение временное? – не понял Покровский. – Как раз постоянное.

– Потому что скоро среди вас, оставшихся, снова выделятся те, у кого больше инициативы, талантов, ума, а стало быть, будет и больше ресурсов. И начнется все по новой. Вся эта ваша идиллия, ваш новый Олимп закончится, как и старый – войной на истребление.

Маленькая, хрупкая, словно игрушечная, филиппинка с застывшей улыбкой и неподвижным тяжелым взглядом принесла кофе для Гнатюка, Строкова и Покровского. Кудеяров не пил кофе. Кудеяров не пил чай. Не хотел зависеть от кофеина. А Коля Гнатюк хотел зависеть от кофеина: он плохо спал в самолете.

– Матвей… – Гнатюк удивился, услышав свой голос: вроде и не собирался говорить, а вышло само. – Какова альтернатива? Какое решение ты считаешь постоянным? Ты же понимаешь, что это неравенство долго не продержится и нас сильно ограничат в ресурсах. Люди становятся беднее, а мы богаче. Благотворительностью не отделаемся. Проблему нужно как-то решать. И притом скоро.

– Проблему нужно решать, – согласился Кудеяров. – Но ваше решение – не решение. Или, по крайней мере, не то решение, которое я могу поддержать. И профинансировать.

Кудеяров крутил в тонких длинных пальцах обломок голой виноградной веточки и улыбался. Он часто улыбался. Только это ничего не меняло.