Боги и влюбленные

— Она — мастер посвящать молодых, — похвастал он.

Сделка была заключена, и я последовал за Клодией наверх, в крошечную комнатушку, чье единственное окно выходило на стену соседнего дома. Из мебели в ней стояла одна большая кровать, застеленная белой простыней. Свет лампы смягчал неуютный вид, освещая картину, написанную прямо на стене у кровати. Крайне непристойная, она состояла из восьми частей и демонстрировала мужчину и женщину, занимающихся сексом в различных позах. Будь художник более талантлив, сцены могли бы выглядеть эротичными, а не вульгарными.

Клодия не обращала внимания на обстановку, давно к ней привыкнув, и быстро сняла свою красную накидку. Ловко освободив меня от туники, она принялась ласкать мое тело до тех пор, пока не оказалась довольна результатом. В комнате было холодно, и поначалу меня охватил озноб, однако вскоре я согрелся: Клодия прижималась ко мне большой мягкой грудью, ее выпирающий упругий живот касался моего, а тяжелые бедра плотно обхватывали ту мою часть, которая до сих пор служила только Приапу, а не Венере.

Просунув мне в рот извивающийся язык, она вытянула руку между нашими телами, ухватила меня плотным кольцом пальцев и направила внутрь себя. Я застонал, когда она уселась верхом и принялась двигаться. Венера посылала волны наслаждения по всему моему телу, и вскрикнув, я обнял женщину, притянул к себе, прижав ее грудь к своему бьющемуся сердцу и коснувшись губами ее раскрытого рта. Мы не расставались до тех пор, пока меня с головы до ног не сотрясла сильная дрожь.

Из тумана наслаждения донесся голос:

— Еще?

Открыв глаза, я простонал:

— Что?

— Хочешь еще раз?

— Да, — улыбнулся я, но тут же подумал, что это наверняка стоит дороже, и засомневался.

— Что случилось?

— Это будет дороже?

Она рассмеялась.

— У тебя я ничего не возьму. Это твой первый раз.

— Тогда я хочу еще.

— Теперь ты будешь сверху.

Я навалился на нее.

— Полегче!

— Тебе больно?

— Нет, но нам некуда торопиться.

Когда мы закончили и спустились вниз, все глаза в комнате обратились на меня. Девушки, скучавшие, когда мы вошли в дом, теперь хихикали и шептались, прикрывая руками рты, и я понимал, что все это время являлся объектом их разговоров. Капитан Сабин казался обеспокоенным успехом его договоренности. Гай Абенадар хитро смотрел на меня. Марк Либер светился гордостью за придуманное им развлечение. (И оба они к тому времени уже выбрали себе девушек).

— Ну как ты, Ликиск? — спросил он.

— Отлично, — сказал я.

Положив руку мне на плечи, он заявил:

— Нет лучшего дара богинь судьбы, чем удовольствие с умелой женщиной.

Клодия сказала:

— Этот мальчик тоже кое-что умеет.

Все засмеялись, некоторые даже захлопали в ладоши, словно приветствуя актера на представлении. Когда мы возвращались на холм, домой к Примигению, я все еще был красным от смущения.

Утром мы вернулись в Рим.

После этого я увидел Остию, лишь вкусив лучшие и худшие дары богинь судьбы.

VI

С приходом лета обитатели Эсквилинского холма понимали, как им повезло, что они живут выше удушающей жары и вони городских улиц. Нас всегда охлаждал щедрый бриз, дубы и сосны дарили тень, а самую страшную жару мы проводили в купальне, стоявшей среди прохладных и цветущих садов.

Наиболее жестоким временем были июль и август. Я часто думал, почему римляне не выбрали иные, более приятные месяцы, чтобы назвать их в честь великих Цезарей. Я понимал, что это хорошие месяцы, и праздник есть праздник, какая бы ни стояла погода, но гораздо легче чтить Цезарей под прохладными небесами. Главным праздником августа были Вулканалии, посвященные богу очага, которому наверняка нравился зной, продолжавшийся в течение всего торжества в его честь.

В канун праздника к Прокулу пожаловал гость, рассказавший удивительную историю об императоре. Луций Юлий Грат был знаменитым всадником. Его дом располагался на другом конце города, но поскольку Прокул жил близко к Аппийской дороге, всадник свернул с нее и зашел к нему в гости отдохнуть и освежиться. Он был по делам в южных районах Италии (отвечая за зерновые поставки — август был временем жатвы). Высокий, худой, стройный, словно один из его пшеничных колосьев, Луций Юлий Грат был хитрым человеком с хитрыми глазами. У него было много рабов, с которыми он плохо обращался. Он не любил юношей и не одобрял тех, кто любит. Он очень уважал Прокула, но я подозревал, что это была зависть. Прокул всегда общался с ним крайне осторожно. После приветствий он усадил гостя в тенистом саду, ожидая услышать причину столь неожиданного визита.

— Цезаря чуть не убили, — воскликнул всадник.

Прокул испуганно выпрямился:

— Как?

— Был камнепад, — сообщил Луций Юлий Грат, пребывая в восторге от сенсации, словно мальчик. Его голос был настолько оживленным и громким, что Марк Либер и Гай Абенадар заинтересовались и, обернув себя полотенцами, покинули купальню вместе со мной.