Боги и влюбленные

— Тиберий отправился на виллу под названием «Пещера», — продолжал возбужденный всадник, промокая лоб платком. — Благодаря богам, с Тиберием был Сеян. Они обедали в доме, расположенном в естественной пещере между морем и холмами Фунди. Знаете, где это?

— Я не слишком часто выезжаю, — ответил Прокул, — тем более так далеко.

— Прекрасное место. Я был там, хотя сомневаюсь, что поеду еще раз после того, что случилось. Это предзнаменование.

Прокул нетерпеливо спросил:

— Что же дальше?

— Как я сказал, эта вилла представляет собой каменную пещеру и, очевидно, не самую надежную, поскольку в ней вдруг произошел камнепад. Несколько слуг погибли. Можете себе представить, какая началась паника? Цезарь мог оказаться под завалом, если бы не Сеян. Отважный храбрец встал на колени, оперся на локти и загородил Тиберия своим телом, не дав камням ударить Цезаря. Преторианцы быстро откопали их, обнаружив в таком виде, как я и описал. Сеян, словно щит, закрывал собой лежащего Тиберия.

— Страшное дело, — сказал Прокул, поглядев на сына.

Вечером, обсуждая все это за ужином с Марком Либером и Гаем Абенадаром, Прокул говорил свободно, чего не мог делать днем из осторожности перед гостем.

— Полагаю, я должен был радоваться спасению Цезаря, но удивился своей реакции, услышав, что жизни Цезаря угрожала опасность. На миг я ощутил надежду. Возможно, думал я, кто-то нашел в себе смелость убить его. Например, Сеян. Но Сеян еще не готов выхватить кинжал, верно?

— Такой день настанет, — серьезно сказал Марк Либер.

Прокул пожал плечами.

— Если Цезарь не опередит Сеяна.

От этих слов у меня по коже пробежали мурашки, несмотря на дыхание Вулкана, чувствовавшееся в августовском ветре.

На следующий день появилось еще больше новостей. Пришло письмо из Палестины, от кузины Прокула Клавдии. «Евреи — странные люди, — писала она (за обедом Прокул прочитал письмо вслух). — Религиозные законы запрещают им брататься с чужаками, которых они называют язычниками. Разумеется, как и с большинством религиозных законов, самые важные фигуры общества их не исполняют. Еврейская религия довольно любопытная, и я стараюсь узнать о ней как можно больше».

Прокул не скрывал своего изумления.

— Моя дорогая кузина, — объяснил он Гаю Абенадару, — всегда очень боялась оскорбить богов. Любых богов. Ее дом больше походил на храм, чем на человеческое жилище.

— Когда станешь ей писать, отец, — сказал Марк Либер, — передай привет от меня.

Тем вечером трибун захотел развлечь своего друга выступлением актеров, но поскольку давно здесь не был, то не знал, что в Риме идет и какие из многочисленных театральных представлений стоят внимания. За советом он обратился ко мне.

— Ликиск, ты следишь за событиями. Что нам стоит посмотреть?

— Спектакль, где играет всеми любимый актер Парис, — ответил я.

— Тогда сегодня мы увидим этого Париса, и ты пойдешь с нами.

В восторге от приглашения, я надел свою лучшую тунику.

Пантомимы разыгрывались танцорами-мужчинами, каждый из которых мог считаться совершенным, обладая стройным и привлекательным телом. Парис оказался невероятно грациозным юношей, исполнявшим тем вечером роль Меркурия и выйдя на сцену в одной только короткой накидке. Его голову окружали золотистые волосы, а за спиной торчала пара крыльев. В руке он держал посох со змеями, подчеркивая представляемый им образ. Пантомима рассказывала об испытаниях и бедствиях юного бога, вступившего в конфликт со старшими богами. Аудитория отметила зрелище громом аплодисментов.

Когда мы покинули театр, Гай Абенадар заметил:

— Актер Парис — выдающийся юноша.

Пожав плечами, Марк Либер сказал:

— Да, но Ликиск гораздо симпатичнее.

Даже будь у меня крылья Меркурия, я бы вряд ли чувствовал себя в более приподнятом настроении. Я испытывал настоящее счастье, но никто не может говорить за богов, никто на самом деле их не знает. Возможно, жестокий бог просто меня дразнил.

Мы прошли совсем немного, когда увидели на Целийском холме огонь. Небеса отсвечивали ярко-красным, белыми клубами по небу разносился дым. Все мы на миг испугались, что пожар — на Эсквилинском холме, но когда подбежали ближе, наши страхи рассеялись.

Пожары в Риме возникали часто, однако этот оказался худшим из всех, которые я видел. Один за другим он пожирал деревянные домики, сгрудившиеся у подножия холма и в нижней его части — в основном это были дома этрусков, — но так же задел виллы и большие дома знати выше по склону и на вершине. В последнее время погода была чрезвычайно сухой, и огонь питался листвой украшавших холм гордых дубов (прежде его называли Дубовым и изменили название в честь жившей здесь Целии Вибенны).