Боги Лесного Заволжья. Путешествие по старым русским рубежам

Смотрят на неё – и всё сразу видно!.. Да вы вот поживёте здесь, и сами поймёте. А так-то как объяснишь?

Пожить в дальней марийской деревне я не успел: надо было ехать.

Но за день, проведённый там, старался к дереву приглядываться. А день был июльский, жаркий, но с хлынувшим под самый вечер дождём. И, вероятно, самое главное, удалось заметить. Утром большие ветки лиственницы чуть сгибались ближе к концам. К обеду – распрямились, стали ровно торчать.

Менялось давление – приближался атмосферный фронт, и это отметил бы барометр. А лиственница отозвалась не на меняющееся давление, а на его последствия – в воздухе изменилась влажность.

Священная лиственница в деревне Большая Юронга

Ну, а насчёт того, что даже страшно представить себе, как жить без этого дерева, так это правда. Большие старые деревья держат на себе небо. Они итог длинной жизни и её предпосылка. Они связаны с миром тысячами даже неосознаваемых нами связей. А мир и сам – система связей, и рвать их опасно. Кому-то внизу требуются огромные корни этих деревьев – такие глубокие и разветвлённые, каких ни у кого больше нет, кому-то наверху они создают особый микроклимат, дают возможность вить гнездо, укрываться в ветвях, в тени. Вокруг старой лиственницы – десятки и сотни трофических цепочек. И страшно остаться без неё, потому что всё вокруг изменится.

* * *

Мои отношения с этой лиственницей – особые.

Когда в 1991 году знакомство – моё и моих товарищей – со священными рощами и священными деревьями стало основательным, мы поняли: открыто что-то такое, что весомо, серьёзно. Старые деревья важны сами по себе. Они хранят лес, хранят среду в которой живут. Участки нетронутого вырубкой леса, даже самые небольшие – это удивительные природные кладовые с запасами жизни. Любой ландшафт цел, жив только в своём многообразии видов. После вырубки таёжные кварталы неизбежно его теряют. Но если есть рядом старый лес, то оттуда на участок, где подрастают молодые деревья, ветер неизбежно принесёт семена множества растений, пчёлы и бабочки – пыльцу. Оттуда прилетят птицы и придут звери – и тайга возродится такой же, какой была, пусть и через несколько десятилетий, с прекрасным и полным буйством её жизни. А если ещё, кроме этого, старые деревья хранят память…

Мы картировали участок за участком, делали их геоботаническое описание. И священные территории выстраивались на картах в сеть. Мы видели, как они словно бы держат истоки рек, высокие точки.

Иногда в истории наступают явно не лучшие времена. 1991-й год всегда будет помниться именно таким. Смута, внезапный развал великого государства… Но в такие моменты иногда возникает та самая свобода от бюрократической заорганизованности, от пут бумажного идиотизма, кто-то, прорвавшийся во власть, желает демонстрировать свою необыкновенность: он принимает неординарные решения, общается с народом.

Мы поняли, что наш долг – взять священные территории под государственную охрану, сделать их памятниками природы. Изучили образцы документов, и стало ясно, как их надо готовить и у кого подписывать. Уверен: ничего подобного не удалось бы сделать в советское время: сама идея священных рощ и священных деревьев поставила бы в тупик любое начальство. Через несколько лет подобная затея снова стала невозможной. Администрации обросли бессмысленными и тяжёлыми структурами. Я хорошо знаю, что сейчас нам, как «физическим лицам», ничего бы не удалось. Потребовалось бы несколько невероятных лицензий на такие работы, а для их выдачи – цепочка экспертиз и согласований, которые поглотили бы множество моих зарплат. Затем – дорогостоящие экспертизы проектов документов, мучительные переговоры с землепользователями и местными властями. Причём мучительность создавалась бы благодаря тому, что и те, и другие, клинились бы на том, что не понимают: вроде бы им за что-то должны заплатить, но – за что, какую сумму, как её провести?

В девяносто первом все понимали: что-то меняется. Именно это и позволило осуществить нашу необычную идею и создать почти восемь десятков памятников природы – священных территорий.

Правила охраны были предельно просты и традиционны: не пилить, не драть кору на липе, не подсочивать берёзы и сосны, не сваливать мусор, не прокладывать через рощи дороги, ничего в них не строить. Да собственно так к этим местам и относились. И хозяйства-землепользователи без особых препирательств ставили на документы печати: согласовано. А районные руководители после нескольких визитов к ним, прекрасно понимая, что это не грозит расходами, зато создаёт возможность продемонстрировать некую экологическую деятельность, легко соглашались с предложениями «взять под государственную охрану в качестве памятников природы».

Вот так в Нижегородской области впервые в России появились такие необычные особо охраняемые природные территории. Вскоре с нашего региона взяли пример соседи.