Плыл по Волге на небольшом, но весьма комфортабельном судне режиссёр Никита Михалков. Нахвалили ему замечательное место для остановки не на этом, правом, а на левом берегу: там полого, широкая поляна, чистый родник и старый дуб. Под уху хорошо пошёл разговор. Кто-то сказал: место-то это, говорят, святое. И Михалков, в котором, вероятно, заговорила широкая натура Паратова, расчувствовался и выдал деньги на постройку посреди этой поляны небольшой часовенки.
– Вот какое место у нас есть! – рассказывали мне в посёлке Воротынец, в районной администрации. – Хотите увидеть?…
Но у начальства не оказалось моторки, и обратиться за ней посоветовали к лесникам.
Ехать надо было к ним на другой берег Волги – на пароме в село Михайловское. Однако там, в лесхозе, специалисты пожимали плечами: не слышали они о таком месте!
Я так и уехал из Васильсурска с ощущением неразгаданных загадок.
И вернулся домой к телевизору, который давал по всем каналам «Лебединое озеро» и совершенно противоречивые сообщения – тревожные, беспомощные, горькие. Догорало лето – вместе с моим Отечеством, которое словно корчилось в агонии, уходило из-под ног, сжималось как шагреневая кожа, за считанные дни, теряя огромные пространства по краям. Или это его – как карту – сворачивало, облизывая августовское пламя?
Была зима. И было новое лето. И ещё одно лето…
Так получилось, что важная встреча с кырык мари (так себя называют горные марийцы), с памятью об их прошлом ждала меня вскоре в родном городе.
Но без моего первого знакомства с Васильсурском её бы просто не произошло: мы бы обязательно разминулись.
Однажды меня пригласили в одну из окраинных нижегородских школ. Светлана Толгатовна Сейфи, учительница русского языка и литературы, очень хотела найти человека, который рассказал бы её классу о народах области. И я взялся побеседовать о марийцах.
Честно сказать, особого энтузиазма поездка с пересадками через полгорода в набитом транспорте не вызывала. Хотя знал бы, что меня ждёт через час – на крыльях бы летел.
«Они вас хорошо слушают», – шепнула мне Светлана Толгатовна во время этой встречи. Классов оказалось не один, а два, но вещи, которые я рассказывал, и в самом деле показались им, наверное, интересными.
Тогда я говорил как раз про Васильсурск. Потом взялся рассказывать о марийском языке. И к моему полному изумлению, любой пример, который я вспоминал, тут же кто-то из глубины зала громко переводил на русский.
В первый момент, я даже чуть расстроился – мне показалось, что так пропадала часть интриги…
После звонка ко мне вышел коротко постриженный худой смугловатый подросток. И совершенно смущаясь, объяснил, что переводил это всё он, потому что мариец и знает свой язык. Светлана Толгатовна представила его: «Толя».
…Прошло несколько лет, и мы подружились с этим человеком. Он стал переводчиком в наших нескольких экспедициях и помогал в самых запутанных разговорах с марийцами, когда речь заходила о священном, о загадочном и просто не хватало слов, чтобы передать всё так как есть.
Он помогал мне расшифровывать с магнитофона и переводить песни. Он читал книги, которые я писал или редактировал, если в них заходила речь о марийцах. Многое, что составляло внутреннюю, в чём-то закрытую от чужих глаз жизнь народа, я узнавал от него из первых рук.
И вот эту историю о священном месте Цырке-Царке на берегу Волги в Юринском районе – тоже. Люди на моторных лодках (а иначе на другой берег просто не добраться) приезжают туда на сенокос в определённый день июля из тех мест, которые Толя считает родными, среди них есть и его родственники. Цырке-Царке – это и большой луг, и очень старый дуб. Под ним обычно отдыхают в самую жару, когда горячее солнце и работа валят с ног, а кругом вьются «пауты» – всякая летучая нечисть в виде слепней, оводов, зеленоглазок и ещё Бог знает кого… И вот один раз приехали туда люди с правого берега на своих лодках. И видят: стоит около их дуба – часовенка. Кто же это её мог построить?…
Выяснилось, что сотрудники Воротынской администрации малость промахнулись: посчитали это место своим. А находится оно уже за пределами Нижегородской области – на землях республики Марий Эл. Михалков, сам не ведая того, оплатил постройку православной часовни в марийском святилище.
Такое священное место, куда приезжали на сенокосы, обнаружили мы и у нижегородской мордвы. Мы нашли его в Дальнеконстантиновском районе километрах в двух от села Румстиха, и называлось оно Пьяный дуб: там молились во время сенокоса, а потом с дубом вместе «пили», когда кончалась работа – под его корни выливали пиво, с которым приходили на луг.
Я слушал не только рассказы Толи – ещё и марийские наигрыши: он великолепно владеет баяном, песни, просто живую речь к случаю.
Толя выбрал для себя самую современную профессию – программиста. И это он налаживал компьютер, на котором я сейчас пишу эти строки. А за моей спиной на шкафу сидит кукла, подаренная мне его мамой: куклу эту она нарядила в собственноручно скроенный и украшенный крохотными вышивками марийский костюм.