– Кадницы знаете? Там место такое есть на склоне – оно одно единственное такое: гора спускается-спускается и раз – вверх идёт, а у реки снова обрыв… Вот деду марийцы рассказывали в старые времена: там у Кадниц место было какое-то особенное – город ли древний, что – уж не знаю. И вот это место защищал их богатырь на коне. А враги его к реке теснят, к самому краю уже. Богатырь этот хлестнул коня, конь прыгнул вниз на полгоры, ударился о землю копытами – и этот холм, этот вал под его ногами образовался. Богатырь хлестнул коня снова – и тот перескочил Волгу. А враги так и остались наверху, на обрыве – смотрят: чудо такое произошло.
В семь утра медлительный паром, совершавший всего три рейса в день, перевозил нас через Суру. Где-то под брюхом тяжёлого, нагруженного автомобилями судна, было озеро Анненское, затопленное водами Чебоксарского моря. Я читал у Оглоблина марийскую легенду: в озере Анненском утопилась дочь правителя города Цепеля. Но она не умерла, а стала женой Стерляжьего царя, стойбище которого где-то тоже под нами, в устье Суры. Вдумываюсь сейчас в эту легенду: утопилась в озере, а живёт в Суре – это как?
Просто ответить: наверное, они сообщались протокой. Но неправильно.
Всякий раз надо ударять себя по рукам, когда тянешься к мифу, собираясь его развинтить, понять, как что работает, что за что зацепляется. Миф, древняя легенда – это не полигон для изучения технологий.
Оглоблин рассуждал о том, что звали её, наверное, не Анна, как говорилось в легенде – у марийцев могло быть похожее женское имя. В ономастиконе Семёна Черных я его нашёл: средневековое имя Ана означало «молодая».
Утопилась ли она? Может быть, её утопили, чтобы переселить в другой, загадочный мир воды и сделать женой его правителя. Тогда правитель поймёт, что люди отдают ему самое дорогое и их надо любить и беречь.
Мы бродили потом по Василю. В музей попасть не удалось: поиски директора с ключом оказались безрезультатны. Оставалось по случаю нескольких свободных часов осматривать экспозицию магазина. Это было именно то заведение на площади, около которого полмесяца назад назначил мне встречу Юадаров – «стекляшка» с несколькими окнами, заделанными за явной безысходностью фанерой. Внутри магазина пугающе громоздилось всё, что торговля была готова предложить васильчанам: кисло пахнувший чёрный хлеб, консервы, крупы, огромные банки сока, вёдра, лопаты, в углу прислонились к стене несколько гробов. Находиться в магазине не хотелось.
Площадь… Я никогда, пожалуй, не видел таких странных площадей. Очень просторная, с буйной, некошеной лужайкой посередине, неплотно застроенная деревянными одноэтажными домиками. На площадь выходили заколоченные двери нескольких магазинов и столовой, прекративших своё существование. В угловом доме находился тот самый музей, рядом клуб. По краю шла слегка разбитая асфальтовая дорога, а дальше – высокая трава, вытоптанный пятачок с футбольными воротами. И продолговатый бугор. Похоже, следы незавершённой прокладки каких-то коммуникаций – воды, газа? За ним виднелся винный магазин – вот он работал. Туда вела хорошо натоптанная тропа. Она влезала на этот бугор, а дальше переходила в спускающиеся к самому порогу ступеньки.
Нет, положительно ничего интересного.
Ровно в полдень (а мы волновались – не напрасно ли приехали) со стороны Марий Эл на площади появилась и лихо развернулась вишнёвая легковушка. Из неё выбрался сияющий Юадаров – он, оказалось, тоже беспокоился – вдруг меня не будет. Когда я стал его знакомить с Андреем Харловым, Климент Германович несколько помрачнел. И произнёс: «Ну, хорошо, мы погуляем пока по Васильсурску вместе».
Прогулка наша длилась часа два.
Юадаров провёл много времени у Супротивного ключа. Я не мешал ему.
Мы с Харловым стояли в нескольких десятках шагов. А Юадаров – я заметил – развязал у ключа какой-то узелок, склонился к срубу. Шевелились его губы: он что-то очень тихо говорил.
– Редко бываю, очень редко, – словно извиняясь, объяснялся, он – то ли с нами, то ли с ключом.
Спустя несколько лет мне случилось прочитать: многие горные марийцы убеждены, что к Супротивному ключу надо обязательно сходить хоть раз в году, а нет – так хотя бы переслать ему подарок, доброе слово. Это сильный ключ – и если его не уважить, дома может случиться несчастье. Есть ключи рангом ниже – родовые, так их знают в нескольких деревнях, и не больше того. К Супротивному из сёл запада Горномарийского района стараются прийти все, кто там живёт. Ходят к нему и чуваши. И русские считают его святым, спускаются к нему за водой, чаще всего совершенно не догадываясь, что оказываются в особом чудесном месте.