Боги Лесного Заволжья. Путешествие по старым русским рубежам

Но по мере того, как работа писалась, Акцорину давали ясно понять: защитить он её просто не сможет. И совсем не потому, что он отступал от каких-то идеологических установок. Нет, исследование уводило его всего-навсего в сторону от того, что казалось проблемой столичным институтам – держателям диссертационных советов. На здоровье изучайте фольклорные жанры, вопросы типологии, герменевтики текста, наследие и жизнь собирателей фольклора прошлого. Но Акцорин замахивался на то, что не вписывалось в представления о фольклористике как науке. С помощью материала народного творчества он рассчитывал поучаствовать в решении ключевых вопросов этногенеза в Поволжье, истории народа. Значит, брался за научную задачу совсем не фольклористическую, а уводившую куда-то в иные сферы… Зачем ему это? Занимался бы какими-нибудь хорошо понятными вещами. А такое специалисты-корифеи не понимали и принимали.

Но он всё равно писал исследование – уже просто как монографию, не претендующую на то, чтобы помочь присуждению автору следующей учёной степени – докторской.

Рукопись, над которой работал Виталий Александрович, должна была впервые объяснить многое из того, что волновало и учёных, и просто любознательных людей, прикоснувшихся к марийскому фольклору, к истории поволжских народов. А просить её почитать – законченную или незаконченную – я никогда не решился бы.

* * *

Мы много говорили в те вечера с Акцориным и о его жизни.

Она у Виталия Александровича, родившегося 17 июля 1930 года в деревне Берёзово-Шимбатрово, совсем рядом с берегом Волги, в Горномарийском районе Марийской республики, может быть, была и не богата внешними событиями, но по-своему очень ярка.

Сын крестьянина, он, рано остался без отца. И хорошо запомнил его последние слова: отец велел ему учиться столько, сколько получится.

Сказать, что военное детство в марийской деревне было трудным, – вероятно, не сказать, ничего. На плечи подростков легла самая разнообразная, немеряная работа.

Он вспоминал – несколько раз его жизнь буквально висела на волоске. Однажды врач развёл руками, констатируя двустороннее тяжёлое воспаление легких. Но спасла мать: она знала древний рецепт марийских знахарей. И самое страшное воспоминание его жизни – в последнюю военную зиму он возвращался поздно вечером из соседней деревни Емангаши из клуба со своей любимой гармонью. Не вот как далеко идти – какой-то километр. Но – через овраг и полем. Дорогу на склоне переметает, ступать по снегу тяжело.

И поздно вечером в поле его окружили волки, всегда лютующие среди большого народного горя. У марийцев есть такое поверье: во время войны среди этих зверей, шастающих ночами между селами, появляются особенно большие и беспощадные – с густой шерстью на шее, потому их называют гривастыми.

– Ты представляешь, как это было: это война шла, ночь, зима, а я был парень лет пятнадцати, – вспоминал он. – У меня гармонь была. И я чувствую – сзади меня идут волки. А я посреди поля. И уже никуда не побежишь. Я остановился. Волки ко мне подошли. Встали вот так. И я думаю – всё… Ну, всё – так всё! Я снял с плеча гармонь, и, думаю, буду играть. И заиграл вот такую марийскую, грустную… И я гляжу, они стоят и не нападают на меня – вот что. Я другую начал играть, вот эту… Чудо!..

Виталий Александрович остановился в своём рассказе, подошёл к шкафу и снял сверху гармонь – ту самую…

– Они постояли и ушли, волки.

В старину люди верили, что: есть такая музыка, которая может подчинить даже лютых голодных зверей.

По сути оба раза Акцорина спасла древняя культура его народа.

Он окончил Марийский педагогический институт, потом аспирантуру Института Мировой литературы в Москве. Много раз выступал на конференциях в России и за границей, напечатал больше сотни научных трудов, преподавал фольклор студентам йошкар-олинских вузов и готовил тома бесценного, на века издаваемого свода марийского фольклора.

И снова ехал в экспедиции, месяцами ходил пешком от деревни к деревне, добывая древние рассказы о священных рощах и кереметях, о добром боге Кугу Юмо и герое Акпарсе, слушал смутные воспоминания о том, кем были предки и откуда они пришли. Там, в деревнях, он и учился у мудрых и спокойных марийских стариков. Как велел отец, – столько, сколько мог.

* * *

Каждый, кто сталкивается с традиционной культурой марийцев, удивляется её архаичности и тому, что кажется поначалу бессистемностью.

Вы поработали в крупном селе, усвоили, что за боги, что за духи управляют природой, узнали об обрядах, о происхождении здешнего населения. Но в другом селе, в каких-то пяти километрах отсюда, всё рассыпается. Зря, оказывается, вы старались – все совсем не так, как уже вроде бы улеглось в вашей голове. «Стройные системы», нарисованные именитыми этнографами и фольклористами, не выдерживают двух-трёх проверок.

* * *

Размышляя об этом, не так давно я понял вещь, от которой мне стало легче жить. Я понял, что такое миф. Совсем не к тому, что я нечто открыл. Скорее, осознал для себя.