Номер наполняли тени, но Кассиопея понимала, что свет включать нельзя. Когда они прошли в гостиную, из тьмы посередине комнаты поднялось ленивое облачко, и из него вышел мужчина в белой накидке. Он был похож на Хун-Каме: такое же гордое лицо. Но волосы были цвета тонкой корочки соли, появляющейся после испарения морской воды, а глаза – шелковисто-серые. Братья были словно отражения друг друга и в то же время отличались как день и ночь.
– Как давно мы расстались, – сказал Вукуб-Каме; его голос также был подобен шелку.
Хун-Каме промолчал, но Кассиопея ощутила его гнев, горячий, как уголь. Если коснуться его руки, можно обжечься.
– За это время ты успел построить это чудовище, – наконец произнес старший брат.
– Чудовище? Да ты застрял в прошлом, – Вукуб-Каме широко улыбнулся, но эта улыбка не коснулась его глаз. – Думаешь, я бы мог построить нефритовый храм посреди Нижней Калифорнии? Они ж теперь молятся идолам из алюминия и бакелита. Но тогда и нам надо перестраиваться. Искать новые формы, новых служителей. И кровь, конечно.
– Ты сказал про кровь? Что же тут нового?
– Кровь – старейшая из монет. Кровь остается.
Хун-Каме встал перед братом. Они были одного роста и смотрели прямо в глаза друг другу.
– Если Шибальба снова возвысится, то волею судьбы, а не дешевым колдовством, – сказал старший. – Ты заплатишь за свое предательство.
– Я давно уже заплатил, проглотив все твои оскорбления.
– Мы все играем свои роли. Моей ролью было править Шибальбой.
– Шибальбой, но не мной. Я не родился быть твоим рабом.
– Хватит этого бреда.
– Думал, что я стану довольствоваться подачками, пить испорченное вино? Если ты помнишь, мы были
– Хватит, я сказал.
Слова Хун-Каме звучали отрепетированно. Кассиопея решила, что они не в первый раз ведут подобные разговоры. Судя по тону Хун-Каме, раньше все заканчивались едким молчанием его брата. Но не теперь.
– Он рассказывал тебе, как это было? – Вукуб-Каме подошел к Кассиопее. Она увидела, что Хун-Каме неуверенно пошевельнулся, но Вукуб-Каме загородил ее своим телом. – Сжигание дорогих благовоний, сладкая кровь жрецов, сеноты, заполненные драгоценностями, игра в мяч, оканчивающаяся обезглавливанием…
Кассиопея увидела все это. Ночное бархатное небо, испещренное звездами, поклонение людей, которое казалось незыблемым. Но только сами боги бывают вечными. Поклонение стало исчезать, храмы разрушаться, в сенотах была вода, а кровь текла в жилах, и ею никто не собирался жертвовать.
– Когда мир был юным, он пах медью и морем, – сказал Вукуб-Каме почти тоскливо, и девушка подумала, что хоть он и стоит сейчас перед ней, но находится далеко, унесенный воспоминаниями.
Бог медленно перевел взгляд на нее, наклонив голову, словно желая получше изучить, и она вспомнила, как ни странно, городского мясника, его взгляд, когда тот поправлял весы. Теперь взвешивали ее всю, и совсем на других весах.
– Юным, как ты, – продолжил он. – Ты подобна рассвету. Тебе пока не понять, но однажды ты захочешь снова стать молодой. Ты захочешь вернуться в это идеальное мгновение, когда все только впереди.
Вукуб-Каме коснулся ее локона. Он стоял так близко, что теперь его глаза казались не серыми, а светлее, оттенка кости, обглоданной дикими животными.
– Ты дважды отказывала мне. Интересно, сделаешь ли ты это в третий раз, рискуя навлечь на себя мой гнев? Как я сказал, ты так юна.
В глубине его взгляда светилась Шибальба и обещание смерти. А еще глубже Кассиопея увидела груды костей, которые заполнят Срединный мир, если его планы исполнятся. Она увидела кровь на камнях, почувствовала страх и боль смертных.
Закусив губу, девушка отвернулась.
– Прекрати нести чушь, – сказал Хун-Каме, вставая рядом с Кассиопеей.
– Чушь? Ты отправишь ее на Черную дорогу, брат, – ответил Вукуб-Каме.
– Не я придумал этот состязание, – голос звучал неприязненно.
– Неважно. Так или иначе, ты убьешь ее до срока. Какая жестокость.
Вукуб-Каме говорил со сладкой насмешкой, а Хун-Каме ответил высокомерным молчанием.
– Но все не обязательно должно быть вот так. Мы можем стать друзьями, – Вукуб-Каме снова посмотрел на Кассиопею, и ей показалось, что ее оценивают.
– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила она.
– Хочу предложить тебе жизнь вместо смерти. – Вукуб-Каме подошел к столику у окна и взял яблоко из вазы с фруктами. – Это просто. Отрежь себе левую руку.
– Я знаю, как это работает, – кивнула Кассиопея. – Я отрежу руку, и связь между мной и Хун-Каме прервется. Он станет таким слабым, что не сможет сражаться с тобой, и ты победишь.
– Должен признаться, это приходило мне на ум. Но я говорю о чем-то посложнее. Не просто отруби руку.
Кассиопея фыркнула. Он считает ее безумной? Или настолько уставшей, что она безропотно согласится?
– Убей себя, но перед этим скажи, что ты приносишь себя в жертву богам Шибальбы, – продолжил Вукуб-Каме, подкидывая яблоко в воздух и ловя его. – Те, кто сознательно делает это, приглашаются жить в тени Дерева мира.
– Не пойму, почему этот вариант для меня лучше, – заметила Кассиопея. – Я умру, и ты сможешь навредить брату.