Солнце чуть-чуть припекало, от реки поднимался туман, и, умытые ранней прохладой, зеленели в садах тяжеловесные яблони. Пламенели пионы. Лопухи под заборами, как будто заново родились на свет. Небо было бездонное, дымчато-голубое, и такая пронзительная новизна лежала на всем, что хотелось немедленно сотворить какую-нибудь бессмыслицу — запустить камнем в реку или порубать тонкой вицей раскинувшийся меж заборами чертополох.
Что ж, если хочется? Сергей подхватил с земли длинный прут и с отчаянным свистом рубанул им по зарослям, которые повалились как скошенные. А затем перемахнул через доски, загораживающие проход и, спугнув соседскую кошку, двинулся к центру города.
Вицу, конечно, пришлось сразу бросить. Не к лицу учителю прыгать и свистеть, как разбойник. Тем не менее он чувствовал в себе энергию, бьющую через край, и поэтому преувеличенно-радостно обращался к каждому встречному: «Здравствуйте, Иван Никодимович… Доброе утро, Анжелика Порфирьевна»… И ему тоже преувеличенно-радостно отвечали: «Здравствуйте, Сержик… Сережа, мое почтение»… Известное дело — учитель. Не ответила только одна пожилая женщина — повернулась и посмотрела, как будто не видя его. И лицо у нее было какое‑то выплаканное. Точно она рыдала всю ночь. Впрочем, довольно знакомое, наверное, кто‑нибудь из родителей. Сергей тут же забыл о ней. Он боялся лишь, чтобы в него никто не вцепился. Есть такие любители побеседовать о собственных отпрысках. О проблемах образования и о том, «что бы вы, Сережа, здесь посоветовали?».
Он терпеть не мог таких разговоров.
К счастью, без этого обошлось. Задержал его только дядя Миша, который поманил через площадь властной рукой.
Впрочем, дядя Миша кого угодно притормозит.
Был он в форме, и фуражка как обруч стягивала его крупную голову, а передние пуговицы едва удерживали живот, и еще — почти двухметровый рост, не сержант, а языческий бог, обозревающий подданных.
К такому не захочешь, а подойдешь.
Даже Тотоша присел и, не решаясь обнюхать, скосился на лаковые голенища.
— Куда спешите, Сережа?
— Да вот, выходные, — бестолково объяснил Сергей. — То да се. На рыбалку, а может быть, и за грибами. Сами понимаете, надо все подготовить…
Дядя Миша неторопливо отклинил фуражку и громадным махровым платком вытер лоб, на котором околыш оставил заметную полосу.
Спрятал платок в карман.
— Да… Погода имеется подходящая… И клевать, как я понимаю, должно, и моховички — уже побежали. Вы, Сережа, куда именно собираетесь?
— Так — на Грязи, естественно. Куда каждое лето.
Дядя Миша водрузил фуражку на место.
— Грязи — дело хорошее, — веско сказал он. — Я и сам, бывало, на Грязи по субботам закатывался. Возьмешь, значит, удочку, выйдешь с утра на берег… Болотце там — вот что меня беспокоит…
— Так в болотце мы не полезем, — бодро ответил Сергей. — Мы — с другой стороны, там, где березняк и обрывы. Да и что за болотце: корова перейдет — не заметит…
Он томился натужной необязательностью разговора.
Дядя Миша, однако, не собирался его отпускать: обозрел пустошь площади, где скучали на остановке несколько сельских жителей, по привычке сверил часы, потому что как раз еле слышно бибикнуло, погрозил толстым пальцем Евсею, который в потертом своем пиджачке направлялся неверной походкой куда‑то в сторону магазина, объяснил, отдуваясь, как уставший гиппопотам: «Уже нагрузился. Сейчас свалится где‑нибудь в переулке», — и продолжил, словно по служебному долгу:
— Корова‑то корова, Сережа. Да вот, говорят, там подземные воды проклевываются. Значит, два раза пройдешь, на третий — провалишься. Такая механика…
— Ладно, дядя Миша, я буду иметь в виду.
— Вообще там посматривайте: следы, может, какие-нибудь, обрывок одежды…
— Вы, дядя Миша, о чем?
— Так мальчишку‑то до сих пор не нашли, — ответил милиционер. — Так его туда и растак!.. С утра прочесываем окрестности.
— Какого мальчишку?
Дядя Миша повернулся всем телом и впервые с начала беседы внимательно посмотрел на Сергея.
— Байкалов Вася. Вечером вчера ушел и до сих пор не вернулся. Мать — в истерике. Главное, вообще непонятно, куда он мог деться. Если бы с ребятами, ну — кто‑нибудь бы проговорился. А так — как в воду. Неужели, Сережа, не слышали? То‑то я гляжу, вы — разгуливаете…
— Вася Байкалов?
Сергей вдруг вспомнил заплаканную пожилую женщину, которая ему не ответила. Вероятно, мать. Байкалова он не знал. Представляю, каково сейчас Ирине Владимировне. Тоже — мечется, наверное, по кварталам. Классный воспитатель всегда и за все в ответе.
Он сказал неуверенно:
— Мальчишки все‑таки, дядя Миша. Ну, играют в каких-нибудь там индейских разведчиков. Или дома поссорился, убежал, чтобы характер продемонстрировать. Или, может быть, поспорил с ребятами… Объявится к вечеру. Есть захочет — вернется.
Он в это не слишком верил.
А дядя Миша, который слушал его тираду, вновь достал платок и неторопливо утерся.