Через несколько дней после описанных выше событий на самом первом и официальном сайте движения богов от науки появилась статья, извещающая, что все желающие боги от науки и просто интеллектуалы могут переместиться в абсолютно новый мир с новой физикой и всем остальным (единственный для «просто интеллектуалов» — они не смогут потом возвращаться в свой родной мир без посторонней помощи; для кого–то это, впрочем, скорее плюс, не говоря уже о тех, кто будет торговать билетами из мира в мир, хотя и противно об этом думать). «Вы поверили мне, когда я написал книгу про людей, которые могут все. Поверьте мне и сейчас! С глубоким уважением к такому скопищу мозгов, как моя аудитория, ваш Степа», — заканчивалось послание.
Полноценную вторую жизнь вроде той, которую еще в седьмом классе создал себе Костя, не все могли себе позволить, и многим хотелось попробовать пожить в мире, где нет тех реалий, которые так надоели в этом (метеозависимость, серые хрущевские дома, замусоренный Интернет), и где есть шансы построить идеальное общество. И стройные ряды мечтателей, одиноких интеллектуалов, мизантропов потянулись в новую вселенную, твердо решив не возвращаться. Тех же, кто планировал провести там неделю–две в качестве необычного отдыха или «ездить» туда каждые два–три дня, сосчитать было сложно.
— Степа, — поинтересовался Женя, глядя, как прибывают люди, — а ты все рассказал о своих похождениях?
— Все, что знаю, — честно признался Степа. — А того, чего я не знаю, порядочно наберется, это да. Ой, ладно тебе, люди приключения любят!
— Это не опасно?
— Говорю тебе, не знаю. Слушай, я даже не знаю, есть ли в этом мире смерть, так что хватит меня допрашивать.
Семерка, стоящая рядом и по большей части молча наблюдавшая, одновременно вздрогнула.
— Хороший вопрос… — протянула Галина Александровна, чей возраст по паспорту медленно, но верно приближался к восьмидесяти.
— Мы не делали, значит, нет, — беспечно сказал Костя, которому было почти двадцать два, но он все равно вел себя как самый младший и легкомысленный.
— Может, они просто вернутся в наружный мир, как в играх, — предположила Юля.
— И там — что? — спросила Саша.
— Смотря от чего умирать будут, — мрачно завершила Аня.
— Слушайте, господа! — подошел к ним один из новых обитателей мира. — В определении утопии ничего не сказано про вечную жизнь, мы этого и не просим. Боги от науки могут себя омолаживать, а большего и не надо. И хватит уже терзаться, здесь очень мощная ноосфера, которая транслирует чье–то настроение всем вокруг и преобразует его в погоду. Выше нос, господа, а то я‑то походник, а остальные не поймут.
— Действительно, Степа, пойдем лучше подтянемся полсотни раз, — предложил Женя, беря друга за локоть.
— А где здесь можно? — в голос спросили Костя и Саша, после чего между ними началась телепатическая перепалка на тему «Сколько раз целесообразно подтягиваться, если ты родилась девушкой?».
Женя гордо улыбнулся:
— Я довольно забавные деревья вырастил. Что–то среднее между елью, лианой и классической тарзанкой. Не знаю, чего я перед этим надышался, но подтягиваться там хорошо.
— Поставь этим деревьям питание за счет наших негативных эмоций, вообще Нобелевскую дам, — предложил Степа.
— Сделано.
— Вечно они куда–нибудь уходят! — возмутилась Аня.
— Мы не можем подтягиваться, но разве это наша вина? — подхватила Юля. — Галина Александровна, чем желаете заняться?
— Желаю полетать, — ответила учительница. — На метле.
Глава 3
Первые дни сонм интеллектуалов точно так же, как и семерка, разгуливал по миру и неинтеллигентно тыкал пальцами во все, что могло удивить. До отвала наедались экзотическими продуктами сельского хозяйства, купались, осваивали ноосферу, пробовали встраивать в нее что–нибудь наподобие программ и интерфейсов. Привыкали к регулярной акробатике мира, лазали по проволокам наверх (не спрашивайте, сколько народу при этом поддерживало мир в равновесии), чтобы уяснить для себя космогонию, наводили коммуникации на нижней стороне мира, сидели у костров и слагали легенды. Развлекались.
— Извините, господа, — сказал кое–кто, когда первый позыв всюду бегать и все узнавать немного утих. — Это все совершенно прекрасно, очень любопытно и так далее, возможно, это были лучшие две недели в моей жизни и я даже, наверно, постараюсь вернуться, но это все игра. Жить в игре я не могу себе позволить, все кажется ненастоящим, кажется ненормальным заниматься здесь какой–то настоящей работой, настоящим творчеством. Сюда хорошо приезжать на выходные, отдыхать после трудных проектов, уединяться. До свидания, но не прощайте.
— Идите с миром, — печально проговорил оказавшийся поблизости Женя, усваивавший тон мудрого создателя (борода пришлась кстати). — И несите слово о новой земле дальше, чтобы летало оно над городами и лесами и не умолкало вовеки. Ступайте же, ибо сильна есть тяга моя выражаться, аки пророк библейский.