Боги, пиво и дурак. Том 5

— Даже не знаю, — отозвался я с хитрой улыбкой. — Конечно, будет лестно и приятно, если они подождут. Но, с другой стороны, если нам самим предстоит добираться до столицы — это же какая возможность ознакомиться с Королевской Шутихой! Ты знаешь, что там типа местного Лас-Вегаса?

Как оказалось, Кир не знал.

В итоге мы еще больше двух часов проболтали о злачных местах, красивых стриптизершах и атмосферных кабаках, в которых когда-то побывали.

Интересно, то, что ждет нас завтра, окажется лучше или хуже наших прежних похождений?..

Глава 22. Чем и зачем гадят единороги

Утром Кир спустился в харчевню уже не в жреческих одеяниях чистоты, а обычном мирском прикиде, с мечом у пояса и котомкой на плече. Сварганив себе перекус, мы отправились на поиски моего осла, не дожидаясь возвращения трактирщицы. А нашли в итоге сразу двух, потому что горе-портальный уже поджидал нас во дворе пухлой розовощекой Марии, приютившей моего Буцефала. Виновато улыбаясь, он заискивающе поморгал в мою сторону и робко поинтересовался, будем ли мы готовы к переходу через полчаса, потому что потом у него письменный отчет начальству через королевскую доску, и, вероятно, в этот раз он займет несколько больше времени, чем обычно.

Мы с Киром согласились. Парень довольно заулыбался, сказал, что будет ждать нас у западного въезда в деревню и шустро испарился.

А я искренне поблагодарил хозяйку за заботу о моем звере и отсыпал из кошелька мелких монет. Мария обрадовалась, раскраснелась еще больше и на прощанье щедро угостила нас парным молоком и свежим хлебом, а моему ушастому демону сунула под нос мытую морковку.

— Гляди-ка, а эта женщина знает толк в приручении ослов, — проговорил Лёха, наблюдая, как Мария безбоязненно почесывает необычно довольного Буцефала. — Может, возьмешь у нее пару уроков?

— Просто она ему нравится, а я — нет, — ответил я некроманту. — Предлагаешь мне научиться быть Марией?

— Эх… — вздохнул Лёха. — А она, кстати, и правда славная. Похожа на крестьянку в имении моей тетки, которую я, шестнадцатилетний остолоп, обрюхатил ненароком. Она молодой вдовой была, мужиков от себя коромыслом гоняла! А меня вот не прогнала. Мягонькая, как свежий мякиш. И пахла вкусно — сеном, молоком и водкой, которую я таскал для нее из буфета в гостиной. Запах жизни!

Кир хмыкнул.

— И как только она молокососа мелкого к себе подпустила?

— Чего сразу мелкого? — обиделся Лёха. — Да я в шестнадцать годков повыше тебя был! Только в плечах поуже. Глаз веселый, волос длинный, кудрявый…

Взглянув на лысый черепок, Кир подавился смехом.

— Звучит забавно. Про волос. И про плечи — особенно.

Я с укором покосился на земляка.

— Хорош зубоскалить.

Потом перевел взгляд на некроманта и спросил:

— А что с ней потом стало? С твой крестьянкой?

— Ну, я хоть и проказлив был, но не трус и не паскудник, — с грустью в голосе ответил Лёха. — Так что повинился перед теткой, как есть. Та разозлилась, конечно. Но она у меня богобоязненная была, добросердечная. Крестьянку мою забрала на легкую работу в дом, а меня высечь велела на конюшне, чтоб больше неповадно было. Сказала потом, мол, хорошо, что бабу взял, а не девку испортил. Ну и выслала племянничка обратно, к отцу. Но домашним моим ни о чем так и не рассказала. Так сказать, за сим моя первая любовь и закончилась.

— Вот у них тут нравы, да? — усмехнулся Кир. — У нас бы эту бабу живьем сожрали за совращение малолетнего. Да еще тетку бы осудили за негуманные методы.

— Это не «их нравы», а вполне себе «наши», — заметил я. — Лёха — он из нашего мира. Только век другой.

— Серьезно? — искренне удивился Кир. — Ничего себе некроманты мамонты!

— И не говори, — покачал я головой. — Лёх, а с ребенком-то что потом стало? Знаешь?

— А не было никакого ребенка, — грустно отозвался череп. — Померла она родами, и дитя вместе с ней. Жалко.

Я вздохнул.

— Да уж. Как звали-то хоть?

— А вот этого я не помню, — мечтательно протянул Лёха. — Веришь? Как пахла — помню. И завиток рыжий под мышкой, и родинку розовую на плече. А имя — хоть убей…

Кир, до сих пор молча слушавший наш разговор, допил свое молоко и с усмешкой вынес свой вердикт:

— Прям некрасовщина какая-то. Тяжкая доля русского крестьянства под гнетом поступательно-колебательного гнета мелкопоместного дворянства.

— Не знаю, что ты имел в виду, но прозвучало похабно, — недовольно блеснул на него красными огоньками глаз Лёха. — Никакого гнета не было, у нас все полюбовно получилось!

— Ладно, давайте закончим полюбовную тему, — вмешался я, пока из искры пламя не разгорелось. — Нам двигаться пора.

И, обернувшись к хлопотавшей у крыльца Марии, громко крикнул:

— Спасибо за приют и угощение!

Та махнула нам рукой на прощанье и ответила:

— Доброго пути вам!

Я потянул осла за уздечку. Тот недовольно попятился, оскалил желтые зубы.

— Ну давай, пошел! Злыдень. А то живодеру сдам, ясно? И никаких морковок в твоей жизни больше не случится! — пригрозил я Буцефалу.

Осел моргнул, задумался на пару секунд — и нехотя подчинился хозяйской руке.