Боги войны

Пять пушечек глядели жерлами на тысячи хантов и манси. Конные и пешие, они толпились на пологом берегу и ждали худшего. Их Маметкул выставил вперёд, как живой щит. Но эти разноплемённые воины по большому счёту только мешали друг другу. Пушечки грянули разом! Гром оглушил и напугал и ордынцев, и коней. Не столько картечь поразила сибирцев, сколько сумятица. Кони приседали и отступали, но и картечь сделала своё дело. Смешала ряды! А вслед за пушечками ударили и пищали. С каждой идущей по течению лодки, а их было более сорока, прицельно ударило по десятку пищалей. Четыреста свинцовых горошин нашли каждая свою жертву на берегу. Конечно, кто получил по две, а кто и по три пули, но пара сотен татар, хантов и манси тотчас повалилась на землю; тут же падали подстреленные кони, всё это давило друг друга, вопило, ржало, кричало. Вся эта раздавленная масса корчилась прямо тут, вдоль берега, внося бешеную панику и смуту в разноязыкую армию. Где тотчас же каждый стал за себя! Крики Маметкула уже никто не слышал! Да и слышать не хотел! У правого борта сидели лучшие стрелки, в этом и была хитрость опытного казачьего атамана Ермака Тимофеевича. И тотчас вторые гребцы, сидевшие слева, подали им уже заряженные пищали с дымящимися фитилями. И когда левый ряд казаков стремительно заряжал ружья, правый вновь целился в кашу на берегу, выбирая наиболее опасных противников. Это было тем более легко, что флотилия из казацких лодок растянулась и шла гуськом, предоставляя каждой команде выбирать на берегу свою мишень и не мешать в стрельбе друг другу.

С Чувашского мыса и платформы внизу поднимались рои стрел, но прицельной стрельбы не выходило. Лодки двигались! А навесом не ударишь прицельно! И хитрые казаки, умевшие справиться с любым противником, вовремя поднимали с днища стругов щиты и укрывались ими. Если стрела навесом и попадёт в человека, то шелом и кольчуга уберегут его! А ермаковцы были закованы в эти кольчуги!

Худшие фантазии хантов и манси о прибытии на их землю белых людей – злых богов! – сбывались. Они и впрямь плевались огнём! И этот огонь убивал сотни из них – хозяев этих славных земель. Это было так страшно, что хотелось бежать без оглядки! А самое обидное было для аборигенов то, что они ненавидели хана Кучума, захватчиком пришедшего на их землю и силой заставившего их подчиниться своей воле. Зачем же и дальше драться за него, если сами боги против этого чужака?

Пушкарская прислуга из татар крутилась вокруг двух стволов, но пальнуть из них не могла. Почему? Может, порох был сырой, а может, прислуга чересчур глупа, но пушки на Чувашском мысу преступно молчали!

Второй залп опрокинул ещё несколько сот ордынцев – всё тех же хантов и манси. И они дрогнули. Причём все и разом. И тысячи аборигенов в хвостатых собольих шапках повернули коротконогих лохматых лошадок и, сбивая раненых и не самых расторопных, рванули назад. Маметкул со своими гвардейцами-узбеками попытался восстановить порядок, но лодки уже устремились к берегу, и третий залп, перед прыжком казаков на твёрдую землю, свалил и его.

А казаки, с саблями, ножами и топорами, уже устремились врукопашную.

Раненого Маметкула вытащили из груды павших и потащили вверх. Многие казаки рванули вверх по склону, но им преградили путь нукеры Кучума. Залп – и половина бухарских телохранителей грозного хана покатилась вниз! А вслед за ними покатились и пушки! Их столкнули вниз с горы разгневанные и доведённые до отчаяния татарские пушкари! Эти пушки, кувыркаясь и подпрыгивая, и сбили нескольких казаков, увлекая их вниз – к воде.

Если бы кто-нибудь назвал этот бой бойней, он попал бы в самую точку! Казаки славно пользовались тем, что враг захвачен врасплох и полностью деморализован. Одних они убивали, нападая в лоб, других приканчивали. Через третьих, уже мёртвых, перепрыгивали, чтобы успеть нанести удар по кому-то ещё. Иван Кольцо и Матвей Мещеряк первыми прыгали через убитых ногайцев и, рыча, кололи, и резали врага. Ермак не мог позволить себе так рисковать жизнью – он прорубался вперёд, окружённый телохранителями-казаками.

О том, чтобы оказать казакам хоть какое-то сопротивление, не могло быть и речи. Бледно-жёлтый хан Кучум сразу оценил весь размер катастрофы, которая разыгрывалась у него на глазах под Чувашским мысом. Он видел, как страшные казаки, о которых он столько слышал прежде, вырубают ряды его людей и продвигаются через горы трупов к мысу. Что думал этот заносчивый хан, глядя на страшное избиение своей армии? Его великие планы о завоевании Руси рушились на глазах, коли горстка авантюристов смогла доплыть до его ставки, как он ни отодвигал её от границ запада, от Камня, прошла столько рек и теперь огнём и мечом уничтожала его людей. Какова же была горечь в его сердце! Какие тиски сковали его. Но он был потомком Чингисхана, хозяина мира, и ничем не выдал своих чувств! Хан оглянулся на своих бухарцев, узбеков и ногайцев – все они были бледны и ждали своей судьбы.

– Уходим, – коротко сказал Кучум и повернул коня.