Боги выбирают сильных

Виола Геллина с досады прикусила губу, но ее опасения были напрасны, так как смысл слов Софии заключался не в том, о чем она подумала. Медея участвовала в спектакле подруги и постепенно проникалась прелестью игры: безумно приятно ощущать себя кошкой, а их — мышками; особенно приятно то, что они пока не знают, что ты кошка, а они мышки…

Легкий ужин остался позади, наступил черед традиционных представлений. На импровизированную сцену вышли танцовщицы с цимбалами, тамбуринами и флейтами. Это были меднотелые илифийские девушки; наготу их прикрывали полоски золотистого хлопка, струящиеся с головы до пят. Как и все, что называлось аморийской культурой, этот танец вобрал в себя традиции древнего искусства разных народов. В звоне цимбал слышались задорные мотивы Эллады, в мерных ударах тамбуринов — мощь римской державы, в пронзительно-печальном пении флейт — стоны вечных египетских песков, растревоженных жестоким хамсином, «ветром Сета». Танцовщицы убыстряли темп исполнения; их гибкие тела, сначала неподвижные, затем колышущиеся в верхней части, как у индийских мастериц, наконец пришли в движение. Золотые полосы взметались, обнажая медные тела и снова их скрывая. Казалось удивительным, как эти девушки при столь стремительном танце умудрялись удерживать мелодию.

Впрочем, это продолжалось недолго: танцовщицы оставили инструменты, а вместе с инструментами и одеяния свои. В то же мгновение раздались звуки арф, кифар и скрипок — это мужчины в возрасте аккомпанировали своим молодым подругам, которые отныне не пытались играть вакханок; это снова был танец медленный, но и величавый. Не танец даже, а акробатический этюд; тела извивались, принимая порой немыслимые очертания и позы. Вдруг каждая из девушек сложилась в колесо, и эти живые колеса под звуки праздничного гимна покатились прочь из зала. Зрители разразились аплодисментами — как оказалось, преждевременно, потому что «колеса» возвратились, но не одни, а под водительством высокого и стройного юноши в золотом шлеме из солнечных лучей. Стал ясен смысл происходящего — это сам бог солнца Гелиос взъезжает на небосклон на своей волшебной колеснице!

Девушки распрямились на коленях и, обращаясь к играющему бога юноше, запели гимн Гомера:

Свет с высоты посылает бессмертным богам он и людям,

На колесницу взойдя. Из-под шлема златого глядя.
Страшные очи его. И блестящими сам он лучам.

Светится весь. От висков же бессмертной главы ниспадаю.
Волосы ярко блестящие, лик обрамляя приятный…

Внезапно юноша-бог поднялся над землей и завис в воздухе, точно как Гелиос. Люди, незнакомые с наукой, которую посвященные называли «искусством галлюцинаций», вытаращили глаза. Им пришлось удивиться еще больше, когда юноша стал перевоплощаться в пылающий шар. Исчезли из виду очертания его фигуры — над сценой, слепя зрителей, нависало подлинное солнце! А девушки, игравшие роль огненных коней и солнечной колесницы, вдруг вспыхнули в пламени небесного костра, как легкие тростинки. Иные гости вскочили с мест, и крики ужаса вырвались из уст.

Однако ни София, ни Медея, ни остальные завсегдатаи театров и цирков, не проявили ни малейшего волнения; глядя на них, ужаснувшиеся гости успокаивались. Это непросто было — смотреть спокойно, как в нескольких шагах сгорают заживо прекрасные девушки! А ведь они сгорали вправду, извививаясь в огне, терзаемые болью. Но, странное дело, не лопалась их кожа, не горели волосы, и пламенные языки как будто не пытали, а ласкали обнаженные тела.

Пылающий шар начал опускаться. Явилась вспышка, и все исчезло вмиг — и шар, и юноша, который этим шаром был, и девушки. На месте, где только что были они, пламенел костер. В костре пылала птица, точь-точь-в-точькак именинница в убранстве солнечного феникса. Точнее, вначале птица не была заметна, затем в глуби костра словно расцвел цветок, и все увидели эту сказочную птицу, оправляющую могучие орлиные крылья.

Родившийся в огне феникс взмахнул ими, подняв хоровод искр, и под восторженные восклицания собравшихся взмыл в воздух. Он сделал круг под потолком, взмахнул крылами снова, и дождь из маленьких золотых перьев просыпался на гостей, убеждая их в реальности происходящего. Пока ошеломленные гости поднимали и рассматривали золотые перья, сказочная птица пронеслась к широкому окну и, незаметно пройдя сквозь стекло, полетела на закат, вослед волшебной колеснице Гелиоса. Некоторые бросились к окну и проводили птицу взглядом — не сон ли это? — а остальные устроили овацию чудесному зрелищу и его творцам.