А вот и приятель поэта Алексей Вульф записывает в дневнике: «Говоря о Москве, нельзя умолчать о первой её красе – о девицах; искони ими она богата и славится. Одну из этих пресловутых (Екатерину Николаевну Ушакову), знакомую мне понаслышке много уже лет по дружбе с Пушкиным, Александром. Этот тип московских девушек был со мною чрезвычайно любезен так, как будто бы мы уже знали друг друга…» Впрочем, о сестрицах Ушаковых поговаривали, что обе они отмечены «живым умом и чувством изящного».
Влюблённая Катенька
Золотой блеск литературы ХIХ столетия почти затмил одно из ее потаенных богатств – эпистолярное наследие. Жанр, зачастую безыскусный и не предназначенный для чужих глаз, а оттого – искренний и трепетный. Старые письма – самые беспристрастные документы эпохи. Эти пожелтевшие хрупкие листки обладают необычайной силой – с легкостью пробивать тяжкие пласты столетий: напрямую, безо всяких толкователей и посредников, обращаться к человеческим сердцам.
«По приезде я нашла большую перемену в Катюше, она ни о чем другом не может говорить, кроме как о Пушкине и о его сочинениях. Она их знает все наизусть, прямо совсем рехнулась. Я не знаю, откуда в ней такая перемена. В эту самую минуту, пока я вам пишу, она громко читает “Кавказского пленника” и не дает мне сосредоточиться…»
На листе – надпись на французском: «1827 года мая 26». Памятный для Екатерины день – рождение Пушкина.
«Он уехал в Петербург, – может быть, он забудет меня, но нет, нет, будем верить, будем надеяться, что он вернется обязательно…
Город опустел, ужасная тоска (любимое слово Пушкина). До свидания, дорогой брат, остаюсь твоя Катичка, а кое для кого ангел».
В мае, перед отъездом в Петербург, Пушкин заглянул к Ушаковым и на прощанье записал эти стихи в альбом Катеньке. Просто до обыденности: уехал и забыл. Вот уж поистине:
Да, поэт пережил новую страсть, хоть и скоротечную, вспыхнувшую в нем с необычайной силой, к милой Аннет Олениной. Чуть было не ставшей его супругой. Но и в её глазах Пушкину виделась та же поэтическая томность, что прежде – у «ангела» Катеньки:
Были и другие «петербургские» увлечения, не столь, правда, яркие и сильные: и Аграфена Закревская, «беззаконная комета», и роскошная, полная неги красавица-полька Елена Завадовская…
А для Екатерины Ушаковой эти полтора года разлуки обратились вечностью. Не зря близкие называли её Сильфидой, прорицательницей – за особый, редкий дар ясновидения.
И всё же Пушкин вернулся в Москву. Вернулся только в декабре 1828-го. Словно для того, чтобы в канун новогодия встретить на рождественском балу юную Натали и в январе вновь исчезнуть из столицы. Лишь в марте 1829-го поэт появляется в Первопрестольной. Невероятная весть – его Ушакова помолвлена!
И вот здесь, быть может, единственный раз в жизни Пушкин предпринял несвойственные ему действия: собрал «компромат» на своего соперника и предоставил его батюшке невесты – Николаю Васильевичу Ушакову.
Претендент на руку и сердце Катеньки – князь Александр Долгоруков, закаленный в жарких схватках войны 1812 года, а в ту пору – адъютант военного министра Горчакова, был на пятнадцать лет старше невесты. Числил себя писателем и даже поэтом, – позднее он издаст сборник сочинений в прозе и стихах.
«Старшая Ушакова идёт, говорят, замуж за Долгорукова… Однако помолвка еще не объявлена».
Свадьба Катеньки считалась делом почти решённым – Василий Львович, дядюшка поэта, был в курсе всех московских судьбоносных событий.
И однажды в его доме на Старой Басманной за праздничным столом собрались в одночасье все участники классического «треугольника».
«Мы вчера ужинали у Василия Львовича с Ушаковыми, пресненскими красавицами, но не подумай, что это был ужин для помолвки Александра. Он хотя и влюбляется на старые дрожжи, но тут сидит Долгорукий горчаковский и дело на свадьбу похоже…»