Богини Пушкина. От «златой весны» до «поздней осени»

Москва Онегина встречает

Своей спесивой суетой,
Своими девами прельщает
Стерляжьей потчует ухой…

<…>

Замечен он. Об нём толкует

Разноречивая молва,
Им занимается Москва,
Его шпионом именует,
Слагает в честь него стихи
И производит в женихи

Александр Пушкин

(Из черновых набросков «Евгения Онегина»)

Краса Первопрестольной

Московская барышня давным-давно минувшего века – Катенька Ушакова. Несостоявшаяся невеста поэта. Соперница «первой романтической красавицы» Натали Гончаровой.

Вернее, волею судеб именно Натали суждено было стать её соперницей. Хотя бы потому, что встреча семнадцатилетней Катеньки Ушаковой c поэтом состоялась намного раньше – осенью 1826 года.

Та давняя осень была особо примечательной – в Москву после двухлетнего изгнания вернулся знаменитый Пушкин! Древняя столица встречала поэта как героя и триумфатора. «Пушкин, молодой и известный поэт, здесь, – полнится слухом Москва. – Альбомы и лорнеты в движении».

Екатерина Ушакова. Неизвестный художник.

Конец 1820-х – начало 1830-х гг.

«Мгновенно разнеслась по зале весть, что Пушкин в театре, – восторженно, по первым впечатлениям запишет в своем девичьем дневнике Ушакова-младшая, Елизавета, – имя его повторялось в каком-то общем гуле; все лица, все бинокли были обращены на одного человека…» Этот знаменательный день – 12 сентября 1826 года – навсегда останется в памяти и её старшей сестры. А вскоре, на одном из весёлых рождественских балов, чем всегда славилась древняя столица, и сама Екатерина познакомится с поэтом.

Во всяком случае, уже в декабре Пушкин получает приглашение от главы семейства посетить его дом. И с тех пор становится там самым частым и желанным гостем…

Когда я слышу голос твой
И речи резвые, живые —
Я очарован, я горю…

Это поэтическое признание, обращенное к Екатерине Ушаковой, датировано апрелем 1827-го. Значит, и знаменитое пушкинское «очарован» было адресовано первой ей, Катеньке, а затем уже чудесным образом трансформировалось в экспромт «очарован – огончарован».

По удивительному совпадению дома двух красавиц были, по московским меркам, совсем близко: Гончаровых – на Большой Никитской, а Ушаковых – на Средней Пресне. По этим двум улицам пролегал излюбленный в то время маршрут поэта.

И в девичьем альбоме Ушаковой-младшей портреты Екатерины и Натали, в изобилии представленные там, – в опасной близости, на соседних страницах.

Имена двух претенденток на сердце поэта – «моя Гончарова» и Ушакова «моя же» – упомянуты почти одновременно и в известном письме Пушкина к Вяземскому.

Кто же она, будущая госпожа Пушкина? Шутка шуткой, но похоже, что еще в начале 1830-го разрешить этот мучивший поэта вопрос было весьма болезненно. А тремя годами ранее для московских кумушек он был положительно решен.

Из дневника Елены Телепневой, приятельницы сестер Ушаковых (22 июня 1827 г.):

«Вчерась мы обедали у N, а сегодня ожидаем их к себе; чем чаще я с ними вижусь, тем более они мне нравятся! Меньшая очень, очень хорошенькая, а старшая чрезвычайно интересует меня, потому что, по-видимому, наш поэт, наш знаменитый Пушкин, намерен вручить ей судьбу жизни своей, ибо уже положил оружие своё у ног её, то есть, сказать просто, влюблён в неё. Это общая молва, а глас народа – глас Божий. Еще не видавши их, я слышала, что Пушкин во все пребывание свое в Москве только и занимался, что N: на балах, на гуляньях он говорил с нею, а когда случалось, что в собрании N нет, то Пушкин сидит целый вечер в углу задумавшись, и ничто уже не в силах развлечь его».

От острого взора современницы ничто не ускользает: «В их доме все напоминает о Пушкине: на столе найдете его сочинения, между нотами “Чёрную шаль” и “Цыганскую песню”, на фортепианах его “Талисман”, в альбоме – несколько листочков картин, стихов и карикатур, а на языке беспрестанно вертится имя Пушкина».

Истинная правда, Катенька Ушакова любила поэта самозабвенно. Так уж случилось, что именно Пушкину суждено было стать первой и, может быть, единственной любовью этой насмешливой, острой в суждениях, не по годам проницательной барышни. К тому же не лишенной и привлекательности. Чего стоит хотя бы её словесный портрет, сохранившийся в памяти современника и записанный с его слов пушкинистом Петром Бартеневым: «Блондинка с пепельными волосами, тёмно-голубыми глазами» и густыми косами, нависшими до колен. Не преминул безымянный свидетель особо отметить её «очень умное выражение лица».