Богини славянского мира

Уже в совершенно другую эпоху и преследуя совершенно другие цели, древние представления о связи женского сверхъестественного персонажа с верховной властью возникают в Польше. В 1608 г. у итальянского иезуита Д. Манцинелли было видение Девы Марии, во время которого она потребовала именовать её королевой Польши. Два года спустя, когда этот иезуит уже был в Польше, в Краковском соборе у него было повторное видение, в момент которого богоматерь произнесла: «Я являюсь королевой Польши. Я мать этого народа, который мне очень дорог». В конечном итоге, Деву Марию провозгласил королевой Польши 1 апреля 1656 года король Ян Казимир, а затем в 1764 г. и Сейм Речи Посполитой назвал Ченстоховскую Богоматерь «Королевой Польши». Таким образом, архаические представления были умело использованы католическим духовенством во время его борьбы с Реформацией.

Аналогичные тенденции имели место и на Руси, где культ Богоматери активно использовал в собственных политических целях уже Андрей Боголюбский. Касаясь причины введения праздника «Покрова», Л.С. Миляева отмечает: «Однако, начиная с самых ранних изображений (например, клейма Суздальских врат конца XII – начала XIII в.), идеей праздника, установленного и полюбившегося на Руси, было утверждение права русских княжеств на покровительство богоматери»⁶⁹⁹. Хоть официально Богородица так и не была объявлена правительницей Руси, однако очередной шаг к этому был сделан уже в ХХ в., в связи с кардинальными политическими потрясениями. Имеется в виду державная икона Богоматери, которая, по уверению церкви, была чудесно обретена 2 марта 1917 года в день отречения Николая II от престола в селе Коломенском. На этой иконе, датируемой примерно концом XVIII в., Богородица изображена со скипетром и державой, т. е. атрибутами царской власти. В условиях пресечения правящей династии именно Богоматерь становилась как бы верховной правительницей и небесной заступницей Руси. Как видим, идущее со времен индоевропейской общности представление оказалось чрезвычайно устойчивым и, в случае необходимости, востребовалось в совершенно иных религиозных, политических и социально-экономических условиях по сравнению с теми, в которых оно зародилось.

Глава 16 Загадка новгородской святой Софии

Отмеченная связь богини с властью поможет нам лучше понять один чрезвычайно важный аспект истории средневекового Новгорода. В новгородских летописях неоднократно встречаются упоминания о том, что София вместе с богом спасли город от того или иного бедствия. Рассказывая о татарском нашествии в 1327 г., летописец отмечает, что кочевники опустошили всю Русь, «толко Новъгород ублюде богъ и святая Софья»⁷⁰⁰. Эта божественная пара берегла город не только от внешней опасности, но также от внутренних междоусобиц и стихийных бедствий. Под 1384 г. летописец сообщает, что «ублюде богъ и святая Софѣя от усобныя рати»⁷⁰¹, а в 1390 г. «божьею же милостью и святыя Софѣя»⁷⁰² в городе кончилось моровое поветрие. Если избавление от грозящей опасности в Средневековье традиционно приписывалось христианскому богу, то упоминание Софии как второй сверхъестественной хранительницы города является специфически новгородской особенностью, не имеющей аналогов в других русских землях. Как видим, София во всех этих примерах выступает как второй по значимости после бога защитник Новгорода, являясь в буквальном смысле этого слова его берегиней. Выступает она и как начало, к высшему суду которого аппелируют жители северной республики. Так, при описании событий 1218 г. летописец констатирует: «Твердиславъ же, позря на святую Софию, и рече: «даже буду виновать, да буду ту мертвъ; буду ли правъ, а ты мя оправи, Господи»⁷⁰³. Через два года возвращается ранее изгнанный архиепископ Митрофана, который «оправивъся Богом и Святой Софиею»⁷⁰⁴. Смерть в бою за нее открывала новгородцам путь в рай и летописец включает в текст своего труда молитву за мужей «главами своими покывающе за святую Софью»: «Буди господи боже милостивыи человѣколюбче, в ономь вѣцѣ стати со всѣми угодившими ти от вѣка, иже кровь свою прольяша за святую Софью, животъ свои отдавше честно» или «А покои, господи, в царствии своем душа тѣхъ, иже у города того головою своя положиша за святую Софью»⁷⁰⁵. Поэтому в ответ на внешнюю угрозу новгородцы бесстрашно отвечали: «изъмрем честно за святую Софью; у нас князя нѣтуть, но богъ и правда и святая Софья»⁷⁰⁶. Эту особенность мировосприятия жителей северной республики хорошо знали в других частях Руси и искавшие расположения новгородцев князья посылали к ним своих послов со словами «кланяюся святои Софьи и мужемъ новгородцемъ»⁷⁰⁷.